You raped my heart
Шрифт:
Она все же принимает решение выйти на воздух. Если на крышу нельзя, то хотя бы постоять у самого входа в здание, почувствовать, как вечерний ветер обдувает лицо, вдохнуть полной грудью эти живительные молекулы и осознать, что, в сущности, жизнь продолжается.
Когда Кристина была маленькой, мама всегда пекла ей большой и вкусный пирог, зажигала свечи. У маленькой смуглокожей девочки не всегда получалось гасить их с первого раза, приходилось помогать родителям. И тогда ребенок так заливисто хлопал в ладоши и кричал от восторга. Девушка не знает, но отчего-то светлые, чистые, даже наивные воспоминания вызывают слезы на глазах. Она стирает их пальцами. Слишком расчувствовалась, скоро станет сентиментальной, размякнет
Когда девушка выходит на воздух, то тут же обхватывает себя руками — куртка осталась в спальне. В одной руке по-прежнему зажат медальон. Кристина вертит его в руках, а потом надевает, ловко застегивая замочек. Металл заставляет лишние мурашки бежать по ее коже. Девушка закрывает глаза и старается слиться с воздухом. В природе всегда есть свобода, красота, первозданность. Кристине хотелось бы стать полноправной частью природы, хотелось бы быть такой же вольной, но она заперта в бренном теле, в клетке из мяса и костей.
— Ты же замерзнешь.
Девушка резко оборачивается на звук. Ветер подхватывает ее волосы и бьет длинными прядями по лицу — когда-то у нее была короткая стрижка, но локоны давно отросли. Кристина всматривается в высокий и худой силуэт, стоящий совсем недалеко. Мелькает тлеющий огонек сигареты. Эрик. Всего лишь на секунду. Но дымка рассеивается, и Кристина узнает Тори Ву.
— Нет, — мотает головой в ответ девушка. — А ты с каких пор куришь?
— Да так, — ярко-карминовый огонек разрезает черную, густую темноту. Стемнело столь внезапно, что Кристина это даже не сразу осознала. Ночь резко накрыла все Чикаго, а здесь, у штаба афракционеров, не горит и слабого фонаря. Силуэты домов высятся пугающе-страшными, причудливыми очертаниями диковинных зверей и чудовищ из детских сказок. Кристина знает, что все это игра воображения, но сосущее под ложечкой чувство становится вдруг таким ощутимым. — Хреново это все, правда? — Интересуется Тори, топча носком черного ботинка окурок и тянясь за еще одной сигаретой.
— Что? — Тупо спрашивает Кристина, следя за тем, как длинные пальцы Ву выуживают пачку, вставляют сигарету в рот и щелкают зажигалкой. Все это кажется таким до боли знакомым. И тут девушка понимает. Тори курит сигареты Эрика. Кристина нервно сглатывает и переводит взгляд на небо. Дура.
— Наша фракция, эта дыра. Я ведь считала Бесстрашие домом. Настоящим. — Глухая горечь звучит в голосе Ву. — Но теперь его нет. Мы — изгои, Кристина. И я не верю, что грядущее восстание сможет пошатнуть устои нашего общества. Но ведь можно попытаться, ты согласна?
— Восстание? — Девушка во все глаза смотрит на свою собеседницу.
— Ты не знаешь? — Удивляется Ву, снова затягиваясь сигаретой Эрика. — Как думаешь, что подразумевается под словами «мы будем помогать афракционерам»? Думаешь, это будут мелкие набеги на территорию врага? Вылазки? Поначалу так и будет, да. Но что потом? — Огонек сигареты так зловеще тлеет в темноте ночи, что Кристина ведет плечами. Не от ветра, от ощущений внутри себя. — Все это приведет к тому, что сотни, а то и тысячи людей возьмут в руки оружие и пойдут войной на ту диктатуру, что латентно давно проникла в каждую фракцию. Джанин постаралась. Сучка. — И такая злость в голосе Тори. Кристина думает о том, что у Ву с Мэттьюс какие-то личные счеты. — Мы на пороге войны, Кристина. И это факт. — Но внезапно женщина улыбается. — Расслабься. Я просто накручиваю. Но воевать придется. Это неизбежно. Чем раньше ты с этим смиришься, тем лучше.
— Откуда ты все это знаешь?
— Эрик рассказал.
Тори так вцепляется в глаза Кристины своим взглядом, что брюнетка
— Я пойду, — шевелятся губы девушки в спешке, потому что хочется спросить совсем другое, задать вопросы Тори о них с Эриком, узнать и понять. Выражение лица Ву странное. Словно усмехается, а может и печалится — Кристина не может понять и уже не хочет. Она просто разворачивается на пятках и тянет массивную дверь на себя, чтобы скрыться в темноте одного из нескольких входов в штаб афракционеров.
Девушка призывает себя мыслить здраво, рационально, отбросить эмоции. Эрик ей ничем не обязан. Совсем. Как и не обязаны остальные. Просто так выходит, просто она сама запнулась где-то, споткнулась. Наверное, действительно сама виновата. В жизни ведь так и бывает — люди сами причины своих бед. И Кристине отчаянно хочется понять, где же она так оступилась, что все это привело к тем ужасающим последствиям, что она имеет. Рухнувшая фракция — это внешнее, от нее не зависящее, все остальное – ее. Но… Мысли вразнобой. Кристина устала думать.
Она доходит до общей спальни, двигаясь как-то медленно и постоянно теребя в руках медальон. Словно железо даст ей те силы, что так не хватает. Толкает дверь и первое, что видит — абсолютная темнота. Еще темнее, чем на улице. Но девушка отлично помнит о том, что электрические лампочки в общей спальне светят хорошо. Тогда в чем дело? Кристина делает шаг вперед и внезапно ее ослепляет яркий свет. Девушка жмурится, первую пару секунд не замечая ничего, кроме белизны перед глазами. Она так жжет, практически до боли, а потом прорезаются очертания, силуэты, чьи-то счастливые лица, до ушей доносятся звуки воплей и громогласных слов. Кристина продолжается жмуриться, но в мозг просачивается осознание, что ее поздравляют.
— С Днем рождения! — На нее налетает сияющая Трис. Улыбка у подруги на все лицо, волосы растрепаны, длинные и гладкие. Она так стискивает Кристину в объятиях, что та морщится — Приор теребит раны. Но брюнетке сейчас кажется это пустяком — ее накрывает радость. Такая настоящая, истая и неподдельная.
— Спасибо, — шепчет она смущенно и так улыбается, что в этот момент ей верится, что все наладится, что все будет хорошо, несмотря на обыденную затертость этой фразы. Потому что эти сияющие лица и громкие выкрики — не морок, потому что объятия Трис горячи, потому что Четыре за спиной подруги улыбается слегка покровительственно и тоже хочет поздравить. Кристина даже замечает Тори. Та делает взмах рукой, и кончики ее губ дергаются вверх. И тогда девушка понимает — Ву ее отвлекала, притянула ее внимание на себя, а потом каким-то образом оказалась здесь раньше самой Кристины. Девушка вдруг всхлипывает. Это так глупо.
— Эй, ты чего? — Шепчет Трис.
— Я просто решила, что вы забыли. Я такая дура. — Она утыкается лбом в плечо подруги и шмыгает носом.
Наверное, это просто слишком. Эту фразу Кристина повторяет так часто, что уже привыкла к ней. Она отстраняется от Трис, моргает, смахивая влагу с ресниц, и снова улыбается. После Трис ее заключает в объятия Четыре — они у него крепкие, потом Зик — брат Юрая хлопает Кристину по плечу, шутит в стиле своего младшего брата. Потом Марлен и Шона, потом Тори, даже какие-то незнакомые люди. Скорее всего, афракционеры. Кристина лишь смущенно шепчет «спасибо» и счастливо улыбается. Она устала быть разбитой. Даже начинает хохотать и чувствует где-то внутри отголоски прежней себя, а затем встречается глазами с Юраем.