You raped my heart

salander.

А Эрик продолжает сидеть на кровати и тупо пялится на свои раскрытые ладони. Он не помнит, чем разозлил Тори, что сказал или сделал такое, что ее рот открылся, губы разомкнулись, и эти убийственные звуки вылетели наружу. Ву умна. Она поняла, на какие кнопки стоит жать, поняла, где лежит камень преткновения самого Эрика. Он и сам до конца это еще не осознает, борется, противится, но эмоции едят его душу.

Кристина. Целовала. Юрая.

Вот же сука.

Просто блядь.

Двуличная пизда.

Прикидывается хрупкой, слабой девчонкой, когда ей выгодно, плачет и скулит, когда нужна помощь, а на самом деле какова. Женщинам

нельзя доверять, нельзя на них надеяться, нельзя думать, что они не обманут, нельзя считать, что они чисты. Эрик видит Кристину насквозь. За этим хорошеньким личиком скрывается утлая душонка. И он хочет вытрясти ее из нее.

Сейчас уже одиннадцать вечера. Люди отправляются спать. В большом спальном зале гаснет свет лампочек, но Эрику хватает одного брошенного взгляда, чтобы понять, что Кристины там нет. Он найдет ее. Обязательно. И выскажет все, что думает. Она узнает о себе всю правду. А потом он оттрахает ее как следует. Суки иного не заслуживают. Ломаные, слабые, валяющие на своем языке столько лжи. Он ведь хочет ее до сих пор. И теперь жалеет, что не сделал то, что хотел, на Празднике Пяти Фракций. У Эрика даже закрадывается мысль о том, что девка соврала о своей невинности. Хотя он вспоминает ее искаженное гримасой боли и рыданий лицо в той комнате на том чертовом деревянном столе и все же верит, что здесь она не лгала.

— Где она? — Эрик так резко хватает Трис за руку, что та морщится. Поднимает на него глаза, пытается выдернуть свое запястье из его стальной хватки. – Где. Она? — Четко, по слогам произносит мужчина, продолжая сверлить Приор стальным взглядом.

— Кто? — Эрику кажется, что ее голосок словно писк.

— Не прикидывайся дурой, Стифф.

— А ты отпусти ее.

— Мать вашу! Какие люди, — Эрик поворачивает голову и натыкается глазами на Четыре. – Что, Итон, мамочка погулять отпустила?

— Отпусти ее, — цедит сквозь зубы Тобиас Итон, и Эрик разжимает пальцы на запястье Трис. На коже девушки остаются следы. Она нервно смотрит на обоих мужчин и делает шаг назад.

— Где девка? — Эрик поворачивает к Приор голову. — Говори же.

— Катись-ка ты отсюда, — Четыре делает шаг вперед, задвигая за свою спину Трис. Девушка сцепляет свои пальцы с его и шумно дышит. Она не хочет драки, но глаза Четыре и Эрика такие темные, мрачные, горящие лютым огнем. Оба злы. Над обоими властвуют эмоции.

— А то что, Итон? Мамочке пожалуешься?

Раздается фырканье и тихий смех — за этой сценой наблюдают уже несколько человек. Питер Хэйес улыбается так гаденько, привалившись к стене и вертя в руках нож. Ему забавно. Имбецил. Так думает Эрик. Отчего-то его все кругом раздражают и нервируют.

— Нет, Эрик. Просто катись отсюда.

Драка. Все к этому ведет. И сам Эрик это чувствует. Расквасить рожу Четыре? Выместить всю злость на нем? И снова эта девка выйдет сухой из воды? Нет. Так дело не пойдет. Эти бьющие злым, черным ключом эмоции предназначены ей. Это она не может стрелять, это она совершает глупости, это она врет и прикидывается невинной овечкой. Сегодня он сдернет с нее маску. Слой за слоем обнажит ее продажную суть.

— Иди на хер, — цедит сквозь зубы мужчина, разворачивается на пятках и покидает общую спальню.

Трис Приор за спиной Четыре носом глубоко втягивает воздух, так, что грудь ее начинает распирать от молекул кислорода. Питер Хэйес смотрит на эту картину, отрывается от стены и открывает рот.

— Скажешь

хоть слово, выбью тебе зубы, — произносит Четыре, кося на парня глаза. Питер презрительно кривит губы и ничего не говорит.

— Что ему надо от Кристины? — Шепчет Трис, когда Тобиас разворачивается к ней лицом, берет ее запястье с красными следами и мягко целует опухшую кожу. Его девочка улыбается. — Как думаешь?

— Уж точно ничего хорошего.

Если бы Эрик слышал слова Четыре, то всенепременно с ними бы согласился. Девчонку не ждет ничего хорошего. Девчонка сломается и не выдержит. Он бы хотел это увидеть, хотел бы самолично раздавить. Наступить на ее тонкое горло и давить, давить, давить тяжелым ботинком, пока у нее не полопаются сосуды, не посинеет лицо, не раздастся хруст хребта. Она заслужила. Эрик знает. Бесполезная дрянь с вонючей дыркой между ног.

Мужчина чувствует, как эмоции бьются под его кожей, будят лютую злость, неуправляемую агрессию. Ты был бы доволен, да, Фрэнк? Я стал монстром, которого ты жаждал воспитать. Лучшее твое творение. Дверь с силой хлопает о грязный кафель. Душевые у афракционеров не вызывают доверия: обитая кафельная плитка с разводами грязи, заржавевшая сантехника, чьи-то тонкие волоски, забившиеся в сливное отверстие, мутное стекло. На это место сейчас похожа жизнь всех тех, кто сохранил веру в истинное Бесстрашие. Какие же мудаки.

Эрик открывает кран, брызгает себе на лицо, силясь унять эмоции. Если он найдет Кристину в таком состоянии, то ничего хорошего из этого не выйдет. Не то, чтобы ему было жаль девчонку. Но все же живой ее оставить стоит. Даже такие бесполезные пизды могут на что-то сгодиться. В конце концов, она пришла из Искренности. И знает свою фракцию. Тому же Питеру Эрик не доверяет. Хотя кто вообще здесь доверят Питеру Хэйесу?

Мужчина закручивает кран и поднимает голову. Взгляд его серых глаз встречается с чужим взглядом. Зеленые, широко распахнутые глаза смотрят на него в немом испуге, несколько недоверчиво и опасливо. Кристина так и застыла в душевой кабинке, обнаженная. Ее рука, тянущаяся за полотенцем, замерла в воздухе.

Попалась, девочка.

Эрик медленно, несколько вальяжно разворачивается. Его взгляд сканирует ее фигуру. Невысокая, хрупкая, тонкая. Синяки еще до конца не сошли, но стали уже практически не заметны на ее смуглой коже. Волосы ее все мокрые, на теле застыли капли воды. Соски так призывно торчат, а сами грудки маленькие, отлично поместятся в его ладонь. Поросль меж ног черная, густая. И темные пятна татуировок тенями застыли на ее теле. А она все стоит, смотрит на него своими огромными глазищами, подбирается и вот-вот кинется наутек.

— Не уйдешь, — произносит мужчина.

— Эрик…

— История повторяется, не правда ли? — Он улыбается, но его улыбка похожа на оскал. — Кто ты такая, а, девка? — Шаг к ней, Кристина делает шаг назад.

— Эрик…

— Кто тебе дал право мне лгать? Вести себя так? Все же думаешь дыркой между своих ног? Может мне стоит проверить, насколько она у тебя широкая и глубокая?

— Эрик… — В ее голосе плещется страх, такая узнаваемая паника, а он уже так близко. Вот капли воды с душа падают на его черную кожанку. Кристина же упирается обнаженными лопатками в стену. Ей не стыдно за свою наготу, она не думает об этом. Ей с каждым шагом этого человека, с каждым словом, сказанным спокойным, но от этого столь зловещим тоном, становится страшно.