You raped my heart

salander.

Умирать не так страшно, как она думала. По крайней мере, тяжесть все еще при ней, тянет и давит куда-то вниз, а боль пульсирует в конечностях и висках. И тут Кристина понимает, что жива. Конечно, царапины, ссадины и синяки ей обеспечены, но она жива.

— Вставай, — рычат у нее над ухом и дергают со всей силы. Она такая беспомощная. Но бить женщин в живот — это залог успеха. Двигаться после этого слишком больно и тяжело. Она приваливается к чьему-то телу и съезжает вниз. — Блять, Кристина, с тобой одни проблемы, — голос Эрика она все же узнает. Улыбается почему-то. Старается пальцами зацепиться за его куртку. Его рука крепко сжимает

ее талию. — Хэйес — ублюдок. Велено же было не бросать своих напарников. — Это скорее себе, чем ей.

И голова ее все яснее. Вот в сознание врываются звуки. Топот ног, чьи-то крики, шумное дыхание мужчины над ее ухом. И осознание его близости. Она чувствует биение его сердца, его отдачу в ее руке, прижатой к широкой груди, пальцами цепляющейся за его одежду.

Когда звучит еще один выстрел, Эрик резко пригибается, а ладонь Кристины отчего-то становится мокрой. Та самая, которая сжимает его кожанку. Ноги мужчины подкашиваются, и он падает на землю. На ладони Кристины кровь. Густая, алая, вязкая. Его кровь. Лицо ее белеет. Словно мел.

— От тебя одни неприятности, — хрипло повторяет он и закатывает глаза.

Рука у Кристины дрожит. Кровь Эрика застыла на ее смуглой коже рдяными мазками. Прекрасные, смертоносные цветы боли, ужаса и смрада преисподней.

Кровь.

Его кровь.

========== Глава 22 ==========

Вкус крови во рту. Металл и соль. И хочется сплюнуть багряный сгусток, да только губы не разомкнуть. Словно запеклись, словно спаялись, не смоченные слюной. И глотка вся высушена будто кратер вулкана. Эрику хочется закашляться, исторгнуть из своего горла хриплые звуки, но у него не получается даже приоткрыть рот. Он слабо шевелится, не размыкая глаз, ощущая тупую, ноющую, жалящую боль в плече. И чей-то голос. Размытый, неясный, обезличенный. Звуки все отдаляются и отдаляются. И темнота. Накидывает свое густое, вязкое покрывало. И Эрик послушно закрывает глаза.

Когда он приходит в себя во второй раз, то с трудом разлепляет веки. Потолок над ним серый и выщербленный. В самом углу он видит пыльную паутину. Взгляд зрачка фокусируется на перебирающим лапами-палочками пауке. Еще одно мгновение и до его ушей начинают долетать звуки. Скрип ножек стула о камень. Такой царапающий и вязкий, что хочется сморщиться, чей-то тихий голос, яростный шепот и недовольные, шипящие нотки. Эрик старается вдохнуть полной грудью и прислушаться. Закрыть глаза, просто закрыть, лежать и слушать. И у мужчины выходит.

— Ты с ума сошла? — Этот голос напористый, недоброжелательный, спаянный из звуков агрессии и непонимания.

— Он спас меня, — этот же голос не менее ярый, но есть в нем еще какие-то стылые эмоции. Эрик не может понять. Он не силен в понимании чувств других. И сейчас вдруг осознает, что жалеет об этом.

— И что? Он бил тебя!

— Трис, тише!

Кристина. Стифф. Бинго. Эрик бы скривился, да не может, мышцы отчего-то болят, словно его колотили всю ночь. И в сознании вспыхивают картины перестрелки, хрупкого и теплого тела в его руках, огромных, испуганных зеленых глаз девчонки, ее осязаемый страх и его ненормальный поступок. Фрэнк бы обозвал его идиотом и тупицей, Макс бы одобрительно склонил голову. Но Эрик один, совсем один.

— Тобиас считает его предателем.

— Они стреляли в него. Думаешь, они стали бы это делать, если бы он был свой? Убивать информатора? Это нелогично. Они бы сами себе подрезали крылья.

Наступает пауза.

Эрик силится, прислушивается. Кажется, подруги молчат. Мужчина так и может представить, как недовольно раздуваются ноздри Стиффа, как она складывает руки на груди и чуть вздергивает подбородок, вся подбирается, внутренне негодует. Кристина в этой ситуации кажется ему спокойной и уверенной.Она размеренно говорит, настаивает на своем. Защищает его.

Девочка, что ты делаешь?

Он вдруг осознает, что Кристина сидит здесь, рядом с ним, иначе бы Приор сюда не пришла. Ее лучшая подруга у постели врага. Это даже иронично. Эрик бы рассмеялся, если бы мог. Но горло высушенное. И мужчина терпит. Ему интересно.

— Почему он вообще кинулся тебя защищать? — Приор не верит, Приор ищет подвох. Поведение бывшего лидера Бесстрашных не укладывается в систему ее мира. Да, непривычно, когда вдруг черное окрашивается в светлые тона. Но так бывает.

— Наверное, потому что Питер бросил меня.

Трис фыркает. Звук выходит практически злым и каким-то еще. Эрик не силен в оценке эмоции, но что-то мелькает в интонации Стиффа. Что-то такое, что может уловить лишь его больное, горячечное сознание, находящееся на грани реальности и того, запредельного мира.

— Я хочу здесь еще посидеть.

Молодец, девочка.

Ему нравится, как звучит ее голос, как она стоит на своем. Он может представить ее дерзкие горящие глаза, ее изогнутые брови и чуть сжатые губы. В ней столько силы и стали. Ее не сломало изуверское насилие над ее телом, надругательство над душой. Не сломало. А ведь он помнит, как она рыдала. Отчего-то никогда не забудет, как она плакала, тонкими, ломаными пальцами цепляясь за его предплечья. А теперь тверда и незыблема. Он бы мог ею восхищаться, если бы его так сильно не раздражала ее непокорность. И тут, находясь в лихорадке и жаре тела, он понимает, впервые осознает, чем именно все эти месяцы Кристина вызывала в нем яркие эмоции черного, паленого цвета.

Она раздражала его, потому что восхищала силой своего характера.

Осознание. Признание. И мир все еще цел. Все-таки женщины бывают сильными или это лишь морок, вызванный ранением?

А потом Эрик не выдерживает.

— Воды… — хрипит слабо, едва-едва.

Трис Приор замолкает, ее фраза так и остается висеть в воздухе.

Я не понимаю тебя, Кристина.

Вот что сказала Стифф. Громко и четко, так, что это резануло слух Эрика. Подруга хотела ответить, но дернулась на чужой голос. Говорить трудно, горло царапает, режет наждачной бумагой. Глаз Эрик открывать не хочет. Не нужно ему видеть перекошенное, искривленное презрительными эмоциями лицо Трис. Его состояние и без того херовое. Но он бы не отказался увидеть тонкие черты Кристины, складку меж ее бровей и линию сжатых губ.

Кажется, друг, ты тронулся головой.

И списывает все на лихорадку, на больное сознание, находящееся в плену то ли эмоций, то ли чувств, то ли неосознанных мыслей. А его головы касаются чьи-то руки, мягко и осторожно. Это ее руки. Парадоксально, но Эрик рад осознавать, что девчонка сейчас рядом, что сидит тут, несмотря на неодобрение друзей. Мужчина слышит щелчок закрываемой двери. Трис Приор ушла. И шумное дыхание Кристины над его ухом. Он распахивает глаза и последнее, что видит, перед тем, как впасть в забытье, это бьющуюся жилку на тонкой шее и острые кончики черных как смоль волос. Вода так и не касается его потрескавшихся и запекшихся губ.