You raped my heart
Шрифт:
— Тебе пришлось напиться для смелости, да? — подначивает он ее. И снова улыбается. Странная улыбка. Непривычная. Эрик так не улыбается. Лишь скалится, кривится. Это улыбка почти человека, не совсем монстра. — Какая же ты сладкая, — шепчет он, припадая губами к ее шее. И тогда она вздрагивает сильно.
Мужские руки мнут ее спину, пальцы считают позвонки. Он прижимает ее к себе так тесно и плотно, губами присасываясь к синякам на шее, обводя каждый кончиком языка, оставляя след влажного рта. Девушка может лишь скользить едва дрожащими ладонями по его плечам, очерчивать выступающие кости, чувствовать мышцы. А он все продолжает целовать ее шею. Так странно аккуратно
— Носишь? — тихо спрашивает он, хрипит.
Ей хватает сил лишь на то, чтобы слабо кивнуть. И он снова нападает на ее рот. Фаланги его впиваются в матрац, все тело давит на ее грудную клетку. Эрик подается вперед с силой, так, что она вынуждена взметнуть руки и крепко обхватить его за шею, ногами — за бедра. И снова этот его бесстыдный язык глубоко в ее рту, почти в глотке. И вот его пальцы задирают ее футболку, проводят по полоске кожи, а Кристина вдруг отстраняется. Мужчина разочарованно выдыхает.
— Я хочу тебя, всю, глубоко, изнутри, понимаешь? — рычит он и снова пытается поймать ее губы своими губами, но девушка отклоняется, выставляет вперед указательный палец. Ее мутит от его слов, внутри все так горит, словно кусает промежность, впивается люто и так необходимо. Ей отчаянно хочется взять его за руку и прижать его ладонь к своим бедрам, туда, прямо между ног, чтобы он пальцами, сквозь злосчастную материю залез так глубоко, как мог. Но девушке приходит на ум мысль. Может, правда, а может, способ сбежать от своих желаний. Потому что страшно, потому что неправильно, потому что, черт возьми, ей когда-то сделали так больно. И Эрик это не остановил.
— Я пришла поблагодарить, — срывающимся голосом произносит она, — позволь.
И выскальзывает из его рук, заставляет сесть на кровать, и ее тонкие пальцы борются с пряжкой его ремня, ломаются, дрожат, почти рвутся, но все же ей удается справиться.
Бестия. Вот бестия.
Эрику трудно дышать. Так, что вены дыбятся на его коже, а грудь ходит ходуном. А девчонка стаскивает с него штаны, сдергивает вниз любую материю, обнажая его стоящий член. Она замирает. Он чувствует это. Боится. Робеет. И глаза такие до одури расширенные.
Просто возьми его в рот, мать твою. Возьми. Пожалуйста.
А Кристина все пялится. Пальцы дрожат, щеки горят. Вот облизывает губы. С ума сойти. Просто долбануться. И мужчина нетерпеливо ведет бедрами.
Ну, давай же!
И словно ее внутри что-то подталкивает. Она обхватывает сначала пальцами, а потом рукой основание его члена, чуть сжимает, сдавливает, трет. И Эрик закрывает глаза, запрокидывает голову. В ее неопытности, почти невинности есть что-то одуряющее. Она лишь пробует, надавливает и гладит по наитию, с каким-то детским восторгом наблюдает, как меняется его лицо, как морщится лоб, стоит ей лишь тереть сильнее. Когда ее горячий и влажный рот, в котором так тесно и мокро, касается самой головки — всего лишь кончик розового языка — Эрик стонет так глухо, практически рычит, издает какие-то нечеловеческие звуки, елозит по простыням. Глаза у нее большие, просто охренеть какие большие. Но смелости и уверенности становится больше, когда забирает член в рот, и мужчина, не контролируя
Кристине странно. Он у нее во рту — это не противно. Ничуть. Это ново и неизведанно. А еще это такая власть. Лежит на собственной кровати, раскинулся, хрипит и что-то глухо шепчет. У нее бьет кровь в ушах. И трение, и хлюпанье.
Кристина.
Кристина.
Кристина.
Он повторяет ее имя. Словно заведенный, так исступленно. Еще одно движение языком и губами, слизывая выступившую смазку. И проглотить. Странный вкус. А Эрик вдруг рывком садится, смотря на нее так дико и так бешено. И тогда девушка понимает.
Доигралась.
— Ну все, — еле слышно, едва различимо, сплошной хрип, а не слова. Он дергает ее с такой силой, прижимается к ней стоящим колом членом. От такой откровенной демонстрации мужского желания она почти взвизгивает. И становится страшно. Когда он был во рту, страшно не было. Было любопытно и неизведанно. — Я же говорил, — лихорадочно шепчет Эрик, рвя пальцами ткань на ее теле, — говорил, что ты сама придешь ко мне.
Бах.
Тело в его руках вдруг каменеет. Перестает быть мягким, податливым, а потом, с удивительной ловкостью, невиданной проворностью, она оказывается от него на расстоянии вытянутой руки. Затем делает еще один шаг назад. Чтобы не дотянулся.
— Какого хера…
Такая растрепанная, влажная, с его соком на раскрытых губах, с горящими глазами, с разорванной майкой так, что выглядывает ее смуглая кожа. А он лишь хмурится. Не понимает. Тяжело дышит, член стоит, кожа вся взмыленная, словно он пробежал стометровку.
— Почему ты такой? — выдает Кристина. — Почему ты все всегда портишь?! — она срывается. — В чем твоя причина? Да почему ты такой?! — она закрывает лицо руками. — Я чувствую себя шлюхой. Купил подороже. За спасение, так что ли? Так вот, — девушка отнимает руки от лица, — я тебе не продамся. Ты не сунешь свой член между моих ног, понял? — шипит она и вылетает из его комнаты с громким хлопком.
А Эрик так и остается сидеть со спущенными штанами.
Что, вашу мать, это было?
И тут до него доходит. Идиот. Это же бабы! Слово не то скажешь, и все. Дура. Вот дура. Он не имел в виду то, что говорил. Не наслаждался чертовой победой. Я просто хотел тебя. Истеричка.
Эрик падает на кровать. Член болезненно зудит, тело ноет. И что он должен теперь с этим делать? Вот же маленькая сучка.
========== Глава 29 ==========
— Все собрались?
Эвелин Джонсон стоит, упершись руками в стол, широко распластав ладони. Ее темные тонкие волосы паклями свисают вниз, отбрасывают тени на лицо. Свет в помещении приглушен, и поэтому круги под глазами лидера афракционеров отдают потусторонним цветом. Она похожа на ведьму. Пальцы-спицы, клюв вороны и косая черта вместо рта. Мутная она женщина. Кристине она не нравится.
В комнате несколько человек. Кристина сидит рядом с Трис, впервые за долгое время чувствует привычную близость подруги. Только вот у Приор складка меж бровей и озабоченный вид. И щека рассечена. Царапина глубокая, уродует красивое лицо девушки, но та лишь отмахивается. Ерунда.
— Как думаешь, зачем нас собрали? — тихо спрашивает брюнетка, чуть склоняясь к Приор.
— Не знаю, — и жмет плечами. А потом поворачивает голову, смотрит несколько долгих секунд на Кристину, протягивает руку и сжимает ладонь подруги. Странный жест. Но Кристина понимает.