You raped my heart

salander.

Рот Кристины приоткрывается в немом, беззвучном крике, царапающем ей глотку. Глаза так расширяются, что становятся на пол-лица, и зрачок закрывает практически весь белок. В ее диком, нечеловеческом взгляде плещется осязаемый страх. Девушке хочется зашептать заветное нет, замотать головой, стремясь прогнать наваждение, жестокий мир, бесчеловечную игрушку разума, но Кристина не привыкла обманываться. Не в этом мире, не в этой жизни. Она знает, что человек перед ней правдив и реален, так же, как и нож, зажатый в ее потной ладони.

— Не ждала?

И голос все тот же. Юноша почти улыбается, смотря на нее. Глаза все такие же. Когда-то

она считала их добрыми. Да и сейчас в них мелькает какой-то свет. Только вот Кристину больше не проведешь.

— Убирайся, — шепчет она, удивляясь тому, насколько сухо звучит ее голос.

— Ну же, Кристина, так друзей не встречают.

Он делает шаг вперед. Она — назад. Вот тусклый электрический свет полуразрушенного помещения падает на его лицо. Девушку прошибает холодный пот.

Этого. Не. Может. Быть.

Уилл.

========== Глава 27 ==========

— Я давно хотел показать тебе вот это.

Уилл садится рядом и протягивает Кристине книгу. У нее потрепанная обложка, засаленные листы с плохо пропечатанными буквами. Кое-где типографская краска смазалась и о значении слов можно лишь догадываться. Бумага желтая, словно девушка держит в руках кусок пергамента. Названия и автора она нигде не видит.

— Что это? — интересуется Кристина и смотрит на юношу.

— Это потрясающая вещь, — Уилл щелкает пальцами, указывая на книгу.

Девушка продолжает выжидательно на него смотреть.

— Скажи мне, — он придвигается чуть ближе, склоняет голову и начинает говорить тихо и вкрадчиво, словно боится, что их могут услышать, — что ты знаешь о жизни до войны? До того, как наш город обнесли забором и запретили выходить за его периметр?

Кристина хмурится. У Уилла странные вопросы и пугающие ее мысли. Она задумывается на мгновение. О том, что там, за стеной, никто не говорит. Выжженная земля, отравленная ядохимикатами, почва, не пригодная для посева. Фермы Дружелюбия соседствуют с ней — они оканчиваются как раз там, где уже ничего нельзя посадить. Не вырастет. Загнется. Что может быть там? По ту сторону горизонта? Ничего. Лишь пустота. Смерть. Что было там когда-то? На уроках истории в школе об этом особо не распространялись, обычно ограничиваясь завуалированной фразой о том, что когда-то Чикаго было столицей большого государства, потом грянула война, и все пришли к тому, что имеют. Никаких подробностей. Лишь вот так сухо, скупо и бедно. Учась в школе, Кристина не придавала этому никакого значения. Нудные уроки такой же нудной истории. Разве это может быть интересно? Сейчас, уже будучи частью фракции Бесстрашие, шестнадцатилетней девушкой, закончившей школу, она может думать иначе. Действительно, почему власти так скрывают то, что было когда-то? Почему преподаватели в школах лишь глухо поджимают губы и ничего не говорят? Это табу какое-то?

— Нам об этом не рассказывают, и ты прекрасно это знаешь.

— Вот именно, — Уилл чуть не вскрикивает. Оживленный, возбужденный и безмерно радостный. Причину его веселья Кристина осознать не может. — Эта книга из того времени.

Девушка хмурится, переводит взгляд на небольшой томик в собственных руках, более похожий на обычную тетрадь, чем на тот предмет, который носит гордое звание книги.

— Она?

— Да. Названия ты там не найдешь. — А потом добавляет: — Я кое-что знаю о том, что было до Чикаго, до войны.

— Откуда? — тут же спрашивает Кристина, и лицо ее приобретает серьезное выражение.

— Я

же из Эрудиции, забыла? — он улыбается ей и забирает книгу, так аккуратно, почти ласково и любовно перелистывает измятые временем страницы. — Когда-то там, за забором, был целый мир. Были города и страны, жили люди. И было там государство под названием Советский Союз. Его давно нет. За забором — смертельная зона, но иногда к нам, сюда, доходят вещи вроде этой. На самом деле, я думаю, что у нас она будет тоже считаться запрещенной.

Уилл чешет затылок, а девушка сводит брови и прикусывает губу.

— Что значит тоже?

— В Советском Союзе это запретили.

— Да? — Кристина удивляется и снова смотрит на книгу. Такая тоненькая, маленькая. Что там такого страшного может быть? — Что это за книга?

— Это роман. Называется «Мы». Фамилия у автора такая забавная. Я ее не помню, а на страницах ты не найдешь. Но не в этом суть. Эта книжка, — и он потрясает ею перед носом Кристины, — отражает нашу жизнь.

Кристина оглядывается по сторонам и склоняется к нему так близко, что чуть ли не соприкасается с юношей носами.

— Уилл, почему мне не нравится то, что ты говоришь?

Он лишь ухмыляется, смотрит на Кристину. Глаза у него странные, горят азартом. Он увлечен, взбудоражен и возбужден всем тем, о чем ведет речь.

— Знаешь, что здесь написано? О людях без имен, лишь с номерами, о том, что душа — это так, пережитки старины, о том, что все должно быть подчинено общему благу, труд ради всей страны. Каждый — винтик в системе большого механизма. Герои носят одинаковую одежду и живут в одинаковых квартирах. Все обезличено. Обезличенный мир. Ничего не напоминает?

— Уилл…

— Фракция превыше крови. Пять фракций, за рамки которых никто не может выйти. Если ты выбрал какую-либо фракцию, то живешь лишь по ее законам, отворачиваешься от родных. Фракция ведь превыше крови. А одежда? Почему нам нельзя выбирать в чем ходить, смешивать цвета? Какая разница?

— Уилл!

— Нет, стой, а Мэттьюс? Не она ли говорит о том, что каждая фракция строго выполняет собственную функцию и трудится на благо города? Она. Почитай, — и кидает книгу на колени девушке. — Но так, чтобы никто не видел. Боюсь, нашим лидерам такое чтиво не понравится. Да и думаю, что Бесстрашные читать не должны. Это привилегия Эрудитов.

Она помнила его таким. Горячечным, умным, практически идеалистом. Из его уст звучало много правдивых до боли слов. Он часто говорил крученые фразы и улыбался. Он много знал. Такого Уилла Кристина знала. Он дал ей понимание многого, что творится в Чикаго. Пусть она и не хотела этого осознавать. Боялась принять и понять, боялась собственного бессилия. Но сейчас, эта революция, война, которая, кажется, вступила в свои полные права — Кристина бояться перестала. Она благодарна Уиллу за многое. За знания, за добрые слова, за острый ум. Единственное — от нее все ускользает причина: когда он стал тем, кем он стал? Ядовитым человеком с темными глазами, порченым, гнилым. Тот парень, который рассказывал ей о романе «Мы» из какого-то мифического Советского Союза, тот парень, который указал на брешь в системе фракций, не был тем человеком, который хладнокровно приказал изнасиловать ее. То ли она была сама так слепа — просто не замечала, отказывалась видеть и верить, то ли действительно что-то изменилось. Кристина знает, что никогда не получит ответа на этот вопрос. Сейчас все решится. Раз и навсегда.