You raped my heart
Шрифт:
Кажется, Трис Приор нашла стукача. Она поднимает глаза и смотрит в дальний конец коридора, где еще пару минут назад мелькнули черные ботинки Питера Хэйеса.
Предатель.
========== Глава 25 ==========
Кристина давит ногтем на царапину. Вот поддевает коросту, отковыривает и обнажает багряный сок тела, снова давит пальцем, и красные разводы стынут на смуглой коже. Так, царапина. А девушка все кусает губы. Искусала до такой степени, что они зарубцевались. Сидит в общем зале, колупает свое плечо и ни на кого не смотрит.
Все осточертело.
Такая жизнь, тотальная неизвестность, страх и чувства, что теснят грудь. Она начинает понимать, начинает догадываться, и от этого страшнее вдвойне. Разве так надо? Разве так можно? Дикость какая-то, не иначе. Может все это —
Электрическая лампочка над головой хлопает с противным звуком, гаснет так внезапно, что девушка морщится. Кристина задирает голову. Потолок серый, покрытый плесенью, одинокий черный шнур болтается столь сиротливо. Девушка фыркает. Эта комната напоминает ее жизнь. Такую же куцую, блеклую и беспросветную. Наверное, не стоит так думать, не стоит позволять завладевать собой фрустрации, этим чувствам, апатичным и от того столь страшным. Но она иначе не может. Или не хочет.
— Можно?
Голос знакомый, почти теплый, почти тот, к которому она привыкла. Кристина смотрит на Юрая. Тот стоит рядом, мнется. Руки засунуты в карманы черных штанов, серая футболка чуть сбилась на теле, край ее задрался, обнажая полоску смуглой кожи и шрам на боку.
— Можно, — говорит Кристина и отодвигается в сторону, позволяя юноше сесть на скрипящую кровать.
Они молчат. Юрай вертит в руках какую-то леску, разгибает и складывает ее. Не смеется, не шутит. И от этого девушке не по себе. Она искоса поглядывает на него, следит за ловкими движениями его длинных пальцев, за напряженным выражением лица. Словно он сидит и что-то обдумывает. Даже линия его рта слабо искажается, будто он хочет что-то сказать, но не решается. Кристина хмурит лоб, складывает брови гармошкой, запускает пальцы в свои коротко остриженные волосы. Ей неловко. Она знает, как поступила с Юраем, знает, что дала призрачную надежду, а потом сбежала, струсила.
Это все Эрик. Прости.
Хотя кому она врет? Это не Эрик. Это она сама. Ее решение, ее тяга к жестокому и опасному человеку, возможно… Мысль запинается, наскакивает на стенки черепной коробки, мечется там как загнанный зверь. Кристина боится подумать, даже сложить звуки в слога. Чувства? Дурное, нехорошее. Не по отношению к Эрику.
— Прости, — выдыхает она и смотрит на свои руки.
Юрай отчего-то улыбается. Улыбка у него красивая. Ямочки появляются на его щеках, глаза блестят привычным светом. На мгновение Кристине кажется, что пышущая энергия силы и жизни возвращается к нему. Тогда она поворачивает голову, смелея, протягивает руку и касается его щеки. Кожа у него горячая, так, что ей обжигает пальцы.
— Не надо, — голос хриплый, надтреснутый.
Девушка спешно убирает руку, но голову не отворачивает. Юрай Педрад смотрит на нее внимательно. Глаза его сужаются до черных точек. И Кристине вдруг становится не по себе. Она хочет отвести взгляд, но вместо этого просто смотрит на мужское лицо. Она не понимает и не знает, что происходит с ней. Как все было бы просто, если бы она сейчас потянулась и поцеловала его. Хлоп и все. Проблема решена. Ведь Юрай — это правильный, верный выбор. Может, стоит так сделать? Кристина облизывает губы и смотрит на его рот. Юрай, кажется, чувствует, как меняется атмосфера, как нервничает девушка рядом с ним. Кристина делает неосознанное движение вперед, так, что задевает его нос своими жесткими волосами. Она поднимает голову, готовая потянуться к его губам. Юрай весь застывает, просто смотрит на нее во все глаза и такое неверие во взгляде.
Дверь в общий зал распахивается с ужасающим грохотом.
Кристина так резко садится ровно, что юноша думает, что ее желание, ее слабые движения, ее близость ему привиделись.
Дура. Трусиха. Непроходимая идиотка. Тупица.
Девушка чуть приподнимает подбородок, делает глубокий вдох и смотрит прямо. И тут же практически давится воздухом. Эрик, приподняв бровь, насмешливо разглядывает ее, ленно привалившись к стене, подперев серый камень своим плечом, едва запрокинув голову. Глаза
Питер Хэйес безвольно висит между Четыре и Зиком, ноги его волочатся по каменным плитам, носки ботинок запинаются о выщербленные трещины. Молодые люди поднимают его по ступеням и скрываются за поворотом. Кристина видит бледную и отчего-то напуганную Трис. Она ловко пробирается меж людьми, лавирует среди потока разнообразных оттенков, взбегает по ступеням и скрывается за тем же поворотом. Эрик не думает долго, он окончательно отрывается от стены, в пару шагов преодолевает ступени и вот его обтянутые кожаной курткой плечи исчезают все за той же серой стеной.
Что-то происходит.
— Идем, — говорит Кристина, кивая Юраю, — я думаю, что нас это тоже касается. Мы ведь Бесстрашные.
Юноша кивает. Девушка расталкивает людей локтями, продирается сквозь густую и взбудораженную толпу. События у афракционеров редки. Они живут пресной и скучной жизнью, в постоянном напряжении и постоянном страхе. То, что сейчас произошло — это что-то из ряда вон выходящее. Кристина пока не понимает. Она лишь чувствует присутствие Педрада за своей спиной.
Когда девушка толкает уже знакомую дверь кабинета Эвелин Джонсон, то первое, что она видит — это сидящий на стуле Питер. Стул стоит в центре комнаты, стол убран в сторону. Железные ножки впиваются в камень. Руки молодого человека наручниками прикованы к холодной стали под ним. С волос и одежды Питера Хэйеса капает вода. Видимо, его облили, чтобы он пришел в себя. Сам юноша сидит, смотрит исподлобья и скалится так недобро. Его нижняя губа рассечена, а на щеке наливается фиолетовый синяк — пятно крови и боли. Кристина кривится и отчего-то хватает Юрая, стоящего рядом, за руку. Сначала ничего не происходит, но потом мужские пальцы сжимают ее руку в ответ.
— Ты уверен? — Голос принадлежит Эвелин Джонсон, она с собственным сыном стоит чуть в стороне и о чем-то разговаривает.
— Трис нашла это, — тихо произносит Тобиас и раскрывает ладонь. Кристина видит какой-то смятый клок бумаги в его руке. Женщина берет его, разворачивает, внимательно смотрит.
— Сученыш, — не церемонится Джонсон и поворачивает голову.
Тобиас Итон отходит от матери, обходит фигуру, сидящую на стуле, и становится прямо перед Питером Хэйесом. Тот смотрит на Четыре презрительно, не скрывая враждебности. И тогда Кристина понимает, что в Хэйесе что-то поменялось, словно он скинул все маски, обнажил свою сволочную натуру. Даже сейчас, будучи прикованным, пойманным, он держится так дерзко, так самодовольно. Кристине хочется его ударить. Но вместо этого она отпускает руку Юрая и опирается о каменную стену лопатками, внимательно смотря на некогда своего собрата. Он ведь из Искренности и был в Бесстрашии. Комбо.
— Питер Хэйес, — говорит Четыре, — ты обвиняешься в предательстве и доносах Джанин Мэттьюс.
Питер молчит. Лишь смотрит на Итона странным взглядом, полным превосходства, какой-то своей идеологии, почти знания. И вдруг начинает хохотать. Громко, зычно, так по-мужски. Смех вибрирует в воздухе, отражается от стен маленькой комнаты. Эвелин Джонсон хмурит брови, но не вмешивается, позволяет своему сыну верховодить. Зик напряжен. Трис излишне бледна. Эрик пальцами вцепился в спинку стула и смотрит на все происходящее внимательно. Лишь Тори и Шонна выглядят более менее расслабленно. Марлен отказалась идти, оставшись внизу. Наверное, ей тяжело без Линн. Так думает Кристина. И дыхание Юрая совсем рядом щекочет ее волосы. Она чуть поворачивает голову. Младший Педрад зол. Это ее отчего-то удивляет.