Юго-западный ветер
Шрифт:
— Дона Алзира, чему обязан вашим визитом?
— Это не визит. Я пришла дать показания вместо сына.
— Сеньора, вы не можете этого сделать! Нам нужен он, а не вы.
— Понимаю, комиссар, но мои показания прояснят те события, в которых замешан мой сын.
— Дона Алзира, мы ценим вашу помощь, но в данный момент заинтересованы в показаниях вашего сына, а не в ваших.
— Но вам придется меня выслушать, комиссар. Габриэл не имеет ничего общего с этими смертями, он просто оказался восприимчив к чужому злу.
— Дона Алзира, это решать полиции, замешан он в этом или нет.
— Вы совершенно правы, комиссар, но думаю, вы измените свое мнение, когда услышите, что я вам скажу.
— Если вы хотите дать показания, то вам надо посоветоваться с адвокатом.
— Присутствие или отсутствие адвоката ни на йоту не изменит моих показаний.
— Хорошо, дона
Он позвал Уэлбера, закрыл дверь в кабинет и предупредил, чтобы их не прерывали.
— Какие события вы имели в виду сеньора, когда сказали, что ваш сын не имел к ним никакого отношения?
— Я имела в виду смерть той девицы и того иностранца.
— Почему вы считаете, что ваш сын не имеет к ним никакого отношения?
— Я не говорю, что он не имеет к ним самим никакого отношения, действительно, он представлял собой исходный толчок всех событий — или, вернее, не он сам, а предсказание этого иностранца. Мой сын является всего лишь жертвой.
— Имеются серьезные указания на связь вашего сына с этими смертями.
— Он никого не убивал.
— Почему вы так уверены в этом, сеньора?
— Потому что это сделала я.
Эспиноза и Уэлбер одновременно наклонились к доне Алзире, как люди, которые сомневаются в том, что они верно услышали сказанное.
— Что вы сказали, дона Алзира?
— То, что слышали. Я убила их.
Ее голос был ровным и спокойным. В нем звучал не гнев: в нем была надменная горделивость, будто она ожидала похвалы за то, в чем призналась. Дона Алзира продолжала сидеть ровно, она и пальцем не шевельнула, руки ее покоились на замке дамской сумочки.
— Сеньора, вы сознаете последствия того, что вы сейчас сказали?
— Конечно. Я призналась в двух убийствах, хотя и не считаю, что это убийства.
— Вы действовали так, чтобы защитить себя?
— Смотря в каком смысле. Я защищала не себя, а своего сына.
— Вы можете рассказать, как именно вам удалось их убить?
— Конечно. Но это потребует некоторого времени.
— Об этом можете не беспокоиться! Мы готовы внимательно слушать вас, независимо от того, сколько для этого понадобится времени.
— Хорошо, хотя трудно точно сказать, когда именно это началось. Я бы сказала, это связано с тем, что падре Кризостомо отказался мне помочь в битве со злом. Я поняла, что он постарел и потерял силу духа, что была свойственна старым христианским подвижникам, а он слишком погряз в благополучном существовании. Когда-то он, как тигр, сражался со злом, верил, что бесов надо изгонять, а теперь вот превратился в сытого ленивого кота. Я пожаловалась ему, что моего Габриэла одолели злые демоны, что надо срочно делать что-то, пока они не разрушили его душу, но падре Кризостомо не придал моим словам никакого значения. Он сказал, что Габриэлу нужно жениться и завести собственную семью — как будто он не имеет семью сейчас, как будто бы меня вообще нет, как будто он нуждается в какой-то другой женщине, чтобы заполнить эту пустоту! Мужчины не понимают, что значит, когда ты кого-то родишь, кого-то, кто является частью тебя, и остается частью тебя и позже. Вы никогда не понимаете, что такое быть матерью.
— Не вижу, какое это имеет отношение к убийствам.
— Но я же объясняю, комиссар! Если кто-то угрожает моему сыну, он угрожает непосредственно мне. Идет ли речь об угрозе его душе или телу, я воспринимаю это как угрозу моей душе и моему телу. Потому, как только я услышала о предсказании, которое сделал дух тьмы, у меня не осталось никаких сомнений в том, что на мальчика напали темные силы. И сын мой тоже в этом был уверен, потому и пришел к вам с просьбой его защитить и помочь. Вы хороший человек, комиссар. Но зло столь коварно, что умудряется захватить самых лучших людей, оно разрушает и их души — и это как раз произошло с вами! Зло принимает непредсказуемые формы, и одна их самых мощных форм — это женщина. Вы этого не понимали, но сразу после пророчества иностранца демонические силы приняли облик двух женщин. Одна — для Габриэла, одна — для вас, они стремились подчинить ваши души. И таким образом вы, сеньор, вы вначале выслушали моего сына с огромной симпатией, а потом вступили в связь с одной из них и полностью были ею захвачены. То же произошло и с Габриэлом, но он дольше сопротивлялся. Вы разве не заметили, как эти две девушки похожи? В действительности же они — суть два воплощения одной сущности. Мне удалось уничтожить одну из них.
Эспиноза застыл, потеряв дар речи. Уэлбер, который,
— Вы можете описать в подробностях, как вам удалось это сделать?
— Как я это сделала? С этой девицей пришлось повозиться. Я начала ездить вместе с ней в метро. Габриэл говорил, что они иногда встречались в метро, и упоминал название станции. Я стала ездить с ней на одном поезде. Она со мной не была знакома. Но я хотела, чтобы она привыкла видеть меня на той же платформе. Мне пришлось ждать некоторое время, пока сложилась подходящая ситуация. В тот день, когда поезд только приближался, толпа хлынула ему навстречу, и я увидела, что девица оказалась на самом краю платформы. Это было замечательно, ничего лучшего нельзя было и представить! Как только поезд приблизился, я тоже втиснулась в толпу, и там уже не понадобилось ничего особенного — просто толкнула ее плечом, а об остальном позаботились напиравшие люди. Никто и не заметил, что она упала, да даже если бы и заметили, то ничего другого бы не могли предположить, как то, что пожилая женщина потеряла равновесие и нечаянно толкнула девушку. Обычный несчастный случай. Но никто и ничего не заметил. Я воспользовалась общей сумятицей после того, как она упала, и ушла со станции, а наверху взяла такси.
Дона Алзира глядела на Эспинозу и Уэлбера так, будто ожидала аплодисментов. Уэлбер дописывал последние слова, а Эспиноза ждал, когда она приступит к следующий части истории. Через несколько секунд стук компьютерной клавиатуры сменился гулом машин за закрытым окном.
— И что насчет иностранца?
— Это было проще, поскольку не пришлось долго готовиться. Габриэл достал его адрес в больнице и собирался встретиться с ним, чтобы все выяснить. Но мой сын невинный мальчик, комиссар! Он не представляет себе, что такое зло, не понимает, как плетет свои сети Сатана. И я решила его опередить, особенно когда узнала, что он купил оружие. Однажды утром, еще до того, как он встал, я подменила тот револьвер, что лежал у него в кармане, на старый револьвер моего мужа. Они одинаково весят, так что он не заметил подмены. Как только он отправился на работу, я пошла по тому адресу. Позвонила, но никого не было дома. Потом я вернулась туда во второй половине дня, и опять там никого не было. В том здании не было ни портье, ни сторожа у гаража. Я вернулась туда еще раз в тот же вечер и стояла, ожидая в узком проходе между домами позади здания. Мне пришлось ждать почти что целый час, пока наконец я не увидела эту парочку, они возвращались домой. А потом я увидела, как в окне зажегся свет. Я решила позвонить в дверь и стрелять сразу, как мне откроют, и уже пошла к двери, когда неожиданно услышала, как прямо надо мной открывается створка окна. На окне были установлены решетки от воров. Когда мужчина поднял жалюзи и открыл окно целиком, я придвинулась ближе и прошептала его имя. Он тоже приник к прутьям решетки, чтобы посмотреть, кто его зовет. Я подняла револьвер и выстрелила. К моему полному изумлению, на выстрел никто не высунулся из окон, никто не выбежал. Это было время, когда все прилипли к телевизору. Потом я услышала, как внутри закричала женщина. Тогда я быстро положила револьвер в сумочку и вышла на темную улицу. Мне никто не попался навстречу, я шла куда глаза глядят и оказалась у входа на кладбище Сан Жоан Батиста. Я прошла в часовню при кладбище и обнаружила, что на третьем этаже у них расположены служебные помещения. Мне показалось, что там я буду в безопасности. Как только я поднялась туда, то направилась прямиком в туалет. Мне надо было избавиться от револьвера, а на улице я его побоялась бросить — вдруг кто-то заметит. В рукомойной я вытащила пули из барабана и положила их в сумочку вместе револьвером. Потом я увидела комнату, у входа в которую стояли две женщины. Больше там никого не было. Я выждала, пока они уйдут. Внутри комнаты стоял гроб с покойником. Подойдя к гробу, я перекрестилась и засунула револьвер под тело. Все это произошло очень быстро, никто не видел, как я туда вошла и вышла.
Тут дона Алзира остановилась.
— Вернемся чуть назад, — сказал Эспиноза, — к тому моменту, когда вы стояли в проходе, ожидая появления предсказателя, — было ли это место освещено?
— Нет, не думаю. Если и был свет, то очень слабый. Там было темно.
— А где стояли мусорные бачки? В вашей ситуации они могли оказаться полезными.
— Не помню. Как я уже сказала, было темно. Я не могла увидеть, что там еще в этом проходе…
— Но ведь вы были там и днем. Вы не припоминаете никаких деталей?