Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке»
Шрифт:
Больше сорока дней выставлялось в Зимнем дворце набальзамированное тело императрицы Елизаветы, обряженное в богатое, тканное серебром, платье. Лицо покойной, лишенное земных страстей, было спокойно и бесстрастно, нарумянено, напудрено, с подведенными бровями вразлет. Екатерина старалась проводить все время рядом. Пряталась ли от людей, отдавала ли последний долг женщине, которую… любила. Да, именно так! Екатерина призналась себе, что любила покойную, именно она была ее защитницей и опорой все это время. Только вышло-то не так, как мечталось Екатерине Алексеевне, и не так, как мыслила Елизавета. Значит, Богу не угодно! Плакала Екатерина, смиряясь, и в тревожном страхе вздрагивала, едва раздавались четкие приближающиеся к смертному одру императрицы шаги.
Затем тело перевезли в Казанский собор, где поклониться государыне допустят простой народ. Все десять дней Екатерина регулярно приезжала туда и часами, коленопреклоненная перед гробом, вся в черных одеждах, под густой вуалью, плакала и усердно молилась. Приходящие проститься с Елизаветой Петровной толпы людей всех сословий: купцы и солдаты, горожане и ремесленники, крестьяне и священники, нищие – все увидели новую живую императрицу среди свечей и икон, так же, как и они, простые люди, без драгоценностей и скромно одетую в черное, равную им в общем горе. Крестное знамение и коленопреклонение сближают Екатерину с подданными, делают ее ближе и понятнее. Именно такой образ – горюющей женщины у одра с дочерью Великого Петра запоминается и становится для народа святым и праведным, истинно русским, православным. И Екатерина постепенно, день за днем, начинает чувствовать на себе, как от мощного потока прощающихся с императрицей людей начинает исходить тепло, любовь, участие, симпатия. Народ признал ее своей, разделив ее горе.
Из-за хлопот к погребению Екатерина не могла встречаться с Григорием Орловым. Даже записок к нему не посылала. Как никогда она ощущала надвигающиеся на нее тучи со стороны семейства Воронцовых и пыталась найти выход, пожалев, что не послушалась князя Дашкова. Но было что-то нехорошее, неправильное в том решительном действии, что смутило ее тогда, а теперь вынуждало, требовало развития. Внезапная, якобы полученная свобода оборачивалась еще более жестким надзором, грозила внезапными изменениями, и Екатерина растерялась. Новый заговор князей Дашковых или скучная жизнь в заточении? На что решиться? А решаться нужно – Воронцовы изловчатся и вынудят Петра Федоровича жениться на «Мадам Помпадур». Их не остановит и наследник – Павел Петрович. Как спасти себя? А может быть, хватит спасаться?! Сколько можно подстраиваться и угождать то маменьке, то императрице Елизавете, теперь вот Петру Федоровичу, который совсем недавно серьезные вопросы решал только с нею, Екатериной? А не пора ли действовать самостоятельно, пока семейство Воронцовых не устроило против нее заговор и не засадило в крепость? Очень скоро у всех ее недоброжелателей появится огромный, сокрушающий козырь – она беременна.
Глава VII. Противостояние
Во дворце лежала непогребенной императрица, а ее преемник уже наводил порядки, отчего за пределами комнат великой княгини стоял шум и наблюдалась беготня. Екатерина поинтересовалась, в чем дело. Оказалось, Петр Федорович велел приготовить для себя покои через сени, те, где жил Александр Иванович Шувалов. А в его комнатах, возле Екатерины, теперь будет жить графиня Елизавета Романовна Воронцова.
– Да-а-а, смешны дела рабов твоих, Господи! – Екатерина велела закрыть дверь, чтобы не мешал шум, и огорченно хлопнула кулачком по подлокотнику – она никак не ожидала столь тесного и беспокойного соседства. Теперь во все глаза глядеть нужно, чтобы Орлов мог незамеченным проскочить мимо чужих глаз, такого громилу никак не упрячешь… Да и за другими гостями из числа друзей тоже подглядывать будут тайно ли, открыто, а уж сочинят!
Только новые покои счастья Воронцовой не принесли, в первый же вечер вселения до Екатерины донесся шум и крики:
– Нет. Я поеду! Вы не посмеете меня оставить вечером одну!.. – пробивался сквозь стену голос фаворитки, потом послышался звон разбитого стекла, затем упало что-то потяжелее. – Вы – свинья! – далее последовали выражения русского народного, от которых уши Екатерины покраснели, и она предпочла прикрыть двери в смежную комнату.
«Новоселье удалось!» – не скрывая радости, Екатерина бросила взгляд в окно, подышала на изморозь, протерла стекло и увидела, как государь шустро сбегает по лестнице и садится в карету сам, без Елизаветы.
На другой день, после обеда, в пятом часу, Екатерина получила письмо от фаворитки, в котором та просила ее прийти к ней. Ей непременно нужно поговорить. Сама прийти не может – лежит больная.
«Что за чудеса? Вчера еще посуду била, забыв о скупости, а теперь заболела?»
Екатерине делать было нечего, скука и печаль одолели, и она пошла.
Фаворитка действительно лежала в постели, шмыгала носом, комкала платочек и гоняла прислугу, требуя подать ей то воды, то яблоко, то гребень, то зеркало. Завидев Екатерину, зарыдала навзрыд, да так, что и говорить не могла, напугав гостью.
– Что с вами, Елизавета Романовна? Вы ужасно выглядите, надобно за лекарем послать, лицо все опухло. Глаз не видать! – расщедрилась Екатерина на комплименты.
– Дайте немедленно зеркало! – выкрикнула Елизавета, заходясь в новой истерике, вот-вот икота начнется, забыв, что в руках у нее требуемый предмет. Прислуга суматошно забегала по комнате в тщетных поисках.
– Стакан с водой принесите! – велела Екатерина.
Прислуга быстро подала. Зеркало полетело в сторону и утонуло в одеялах и подушках, едва фаворитка в него глянула. Стакан Екатерина задумчиво крутила в руках, решая: набрать ли в рот воды и прыснуть на женщину, чтобы истерику прекратить, или так, на голову вылить, может, в чувства придет. Истерика не прекращалась. Фаворитка уже руки начала заламывать, и Екатерина решилась, видно, сказалось, что желание давно уже топилось в глубине души. Легко и изящно, пожалев замысловатую прическу, Екатерина одним махом плеснула сопернице воду в лицо. Та опешила. Всхлипнула, но осеклась, встретив суровый взгляд Ее Императорского Высочества. Истерика со слезами прошла. Екатерина уже обрадовалась, как болезнь зашла с другой стороны – фаворитка бросилась неистово руки ей целовать.
– Мадам, мадам! О чем так горюете? Что случилось-то?
– Умоляю, говорите тише! В той комнате моя сестра, Анна Михайловна Строганова и Иван Иванович Шувалов! Услышать могут!
– Что?! – изумилась Екатерина и громко расхохоталась. – Вы так громко рыдали и бились в истерике, не боясь, что вас услышат, а сейчас боитесь, что услышат меня? Вы в своем уме? Что произошло? Скажите же наконец! Некогда мне сидеть и утешать вас, если вы ничего говорить не хотите.
Вытерев слезы и опустошив нос в поданный загодя платочек, фаворитка наконец-то начала рассказывать:
– Государь наш обманывает меня.
– С чего вы взяли?
– А с того, что позавчера он не пришел ни ко мне, ни к вам. Ночевал у себя, и не один! Только вы слепы и не видите! А ведь вам тоже не выгодна новая фаворитка!
– Вы наивны, как дитя, мадам! Ни одной жене ни одна фаворитка не выгодна, вы не исключение! К тому же ваши намеки и требования к Петру Федоровичу о разводе не делают вас лучше любой другой дамы.
– Вам прекрасно известно, что все эти планы вилами по воде писаны, нужны они моему батюшке в большей степени, чем мне.
– Хватит лукавить, Елизавета Романовна! Я не спорить сюда пришла! Что у вас ко мне?
– Я хочу просить вас обратиться к государю от моего имени, пусть он отпустит меня насовсем к отцу, не могу я больше жить во дворце! – выпалила фаворитка, вновь начав всхлипывать. – Его Величество меня не люби-и-ит, они мне изме-е-ня-я-ют, – и снова разрыдалась.
– С чего вы взяли? Вон, покои выделил, – пожала Екатерина плечами, недоумевая, какую игру затеял супруг, но что-то подсказывало ей – фаворитка не лжет.