Юность
Шрифт:
Уж как бы не ты сам, парень… Ладно. Настроение у меня отличное, так почему бы и нет?
– Не возражаю. Особое внимание в пути уделить старому Долме и его семье, а также новичкам.
Молчаливые кивки.
– Выходим из лагеря через час после подъёма.
Снова кивки.
– Остальные?
Это по поводу остальных солдат корпуса.
– С момента уничтожения Кыхта я им не командир, но все лорды предупреждены, что мы, отряд Парды, уходим завтра домой. Так что если кто решится пойти с нами, я ничего против не имею. Ещё вопросы?
–
– В обоз. Места на возах достаточно?
– Вполне. Есть и свободные тушурские телеги.
– Они никуда не годятся. Их придётся переделывать – ставить крыши, делать двери. Успеете – приступайте. Лошадей у нас предостаточно.
– Может, на них перегрузить провиант и запасное оружие? А на наши возы посадить тех, кто идёт с нами?
– Тоже вариант. Можете так и сделать. В общем… На ваше усмотрение. Но через час после подъёма и завтрака мы снимаемся. Всё. Все свободны.
Снова синхронное отдание чести, солдаты покидают шатёр. Я прислушиваюсь: снаружи тихо. Ветер шумит, но вполне обычный ветерок. Подхожу к пологу, выглядываю наружу – Кыхт уже совсем погас. Угли на его месте едва тлеют. Надеюсь, к утру достаточно остынут… Зато в лагере суета – все носятся, как ошпаренные кипятком или смазанные скипидаром. Хм… Получается, дураков не нашлось покончить с собой из-за угрызений совести. Тоже мне, идеалисты… Хорошо упрекать в жестокости после того, как всё закончилось. А вот полезь тот барон по штурмовой лестнице на неприступную стену да получи булыжником по шлему или меч в живот, как бы он сейчас орал от боли? Дуболомы Нижайшего…
Опускаю полог, возвращаюсь в шатёр.
– Каан!
Женщина вновь высовывается из-за ширмы, разделяющей шатёр.
– Иди сюда, – показываю ей на стул. Она несмело приближается. В глазах – тоска. Осторожно присаживается, поджав под сиденье ноги в мягких сапожках с загнутыми носками. – Слушай меня внимательно. Завтра мы уходим домой. В Фиори. Что ты собираешься делать?
Она некоторое время молчит, не понимая, чего я от неё хочу. Приходится пояснить:
– Ты отправляешься с нами. До самой Парды, как воспитательница и служанка моей дочери. Как только мы въедем во двор замка – у тебя будет две возможности устроить свою жизнь. Первое – ты останешься служанкой Аами. Второе – получишь некоторые деньги, сразу говорю, небольшие, и вернёшься обратно в Тушур. Отправлю тебя с первым же караваном в эти края.
Снова пауза. Потом она дрожащим голосом спрашивает:
– Мне дать ответ сейчас, сьере граф?
Машу рукой, и от этого движения женщина втягивает голову в плечи и испуганно сжимается.
– Нет. Как я уже сказал – во дворе замка Парда. Не раньше. До того момента твои обязанности и положение остаются прежними: ты – рабыня и служанка Аами.
– Да, сьере граф…
Мне кажется или на её лице мелькнуло облегчение?
– У тебя остались здесь какие-нибудь родственники? Муж? Дети?
Она отрицательно мотает головой, с удивлением вскинув на меня свои глаза. Впервые я интересуюсь этим. Вздыхает:
– Мой муж… Ему я не нужна после того, что со мной сделали ваши… солдаты… А детей у нас не было. Родители… После того как девушка выходит замуж, родные проводят ритуал её похорон…
Понятно. С глаз долой – из сердца вон. Отношение к женщине в Тушуре, прямо скажем… как к иноземцам. То есть к существам, стоящим ниже животных… Совсем как в Рёко…
– Ладно. Дорога длинная, так что время подумать о своей дальнейшей судьбе у тебя будет. – Машу ей рукой, мол, свободна…
После ужина, когда Каан укладывает спать Аами, меня вызывает дежурный. Я набрасываю на себя свой любимый плащ с подбоем из чёрного волка, выхожу из шатра. Ветра уже нет, лишь не видимое простым глазом марево где-то там вдали курчавится над останками города, ставшего могилой не менее чем пятидесяти тысячам тушурцев. Передо мной плотный строй всех лордов. От самых влиятельных шестнадцати уцелевших до самых мелких, у которых по десятку, а то и менее солдат. При моём появлении они дружно отдают честь ударом кулака в грудь. Потом кто-то кричит:
– Слава Волку Парда!
И все дружно рявкают:
– Слава! Слава! Слава!
Из строя выходит барон дель Таур, глава наших железноруких, снимает с головы шлем, кладёт его на согнутую в локте руку, благо все владетели в полных доспехах, в отличие от меня, и говорит:
– Сьере граф, общий совет лордов корпуса постановил считать вас по-прежнему нашим верховным главнокомандующим до возвращения в Фиори и подчиняться всем вашим приказам до прибытия в Ганадрбу.
Тишина. А у меня вдруг сдавливает горло. Честно говоря, такого я никак не ожидал от нашей феодальной вольницы.
– Что же… Если так, сьере лорды, то я… Благодарю вас всех за оказанную мне честь и доверие. Поэтому приказ будет такой: выдвигаемся утром, через час после подъёма в обычном порядке. Проверить лошадей, запасы продовольствия, повозки. Если кто из тушурцев захочет пойти с нами – не отказывать.
Тишина.
– Приступайте, сьере владетели. Времени осталось не так много.
– Слава Волку Парда! Слава! Слава! Слава!..
Они бросаются ко мне, обнимают, бьют по плечам, облегчённо улыбаются – ведь мы возвращаемся домой, в Фиори!..
– …Граница, сьере граф! Граница!!! – разносится радостный крик далеко вокруг нашего каравана.
Чуть больше полугода мы не были дома, отправленные на смерть Тайными Владыками Фиори. И вот, вопреки всему, корпус вернулся. И даже раньше времени. Потому что мы выполнили условие императора. К чести Ымпа, он сдержал своё слово. Нам не препятствовали. Более того, у меня осталось стойкое ощущение, что рёсцы вздохнули с облегчением, когда мы ушли. Увиденного посланцами императора в Кыхте оказалось достаточно, чтобы все возможные и невозможные претензии испарились сами собой.