Юность
Шрифт:
– Любимый мой…
А её глаза… Её волшебные, огромные светлые глаза манят и дразнят меня… И вдруг я слышу тихое кряхтение, а мгновение спустя негромкий плач. Саури тут же отпускает меня, ловко выворачивается из объятий и стремительно скрывается обратно в спальне. Какого… Я влетаю следом, и… Не может быть… Как же так… Откуда?! Ведь её невинность досталась мне! Как?! Моя жена склонилась над колыбелью, в которой машет ручками укутанный в пелёнки младенец, затем вынимает малыша, поворачивается ко мне. На её лице одновременно и смущённая, и гордая улыбка. Изменила, да ещё и хвастается?! Гнев вскипает во мне, но
– Ооли родила месяц назад. У тебя девочка, Атти.
– Девочка? Но… как… Это же…
Жена подходит ко мне, я вижу потёки молока на её груди под тонкой рубашкой. Теперь она смущается.
– Я тоже так думала… что это невозможно… Ведь мы разные… Но ты забыл, что ты не совсем человек, супруг мой?
Нижайший меня побери! А ведь действительно… Получается, что между нами… что у меня и Ооли возможны общие дети? Значит, у нас будет нормальная, полноценная семья?! С детьми и всеми радостями жизни? Высочайший, благодарю тебя за это чудо!
Но тут моя жена замечает осторожно выглядывающую из-за платья моей мамы Аами. Её губы сжимаются в ниточку, и она цедит:
– Ты кто?
Я улыбаюсь ей в ответ, потом бережно прижимаю к себе жену и ребёнка на её руках, шепчу в острое ушко, торчащее из-под перепутанных со сна волос:
– Спрашивай на родном языке, милая…
Мгновенный взгляд на меня, недоверие, потом моя саури произносит на своём наречии:
– Девочка, ты из Истинных кланов?
Аами стягивает с себя пушистую шапочку-таблетку, кланяется на тушурский манер, и я вижу, что ответа уже не надо. Уши малышки – точная копия тех, что имеет моя жена…
– Я – младшая из рода Ас Яввар ур Хейал ти Моори…
– Что?! Повтори сейчас же! Повтори! Слышишь?!
Девочка напугана, но чётко произносит:
– Я – Аами Ас Яввар ур Хейал ти Моори. Младшая.
– Матерь богов…
И я замечаю, как на глазах жены появляются слёзы.
– Вы знакомы?
Она с трудом сглатывает, потом выдавливает:
– Получается, что она дочка моего пропавшего без вести старшего брата…
В это время ребёнок на её руках вдруг громко плачет и начинает махать своими ручками. Всё мгновенно забыто, и Ооли отталкивает меня:
– Иди мойся, баня топится всегда, Волк Парда. А я покормлю нашего ребёнка…
Моя жена явно смущается моих объятий. И кажется, я прощён и помилован…
– Хорошо.
Делаю шаг назад, ведя впереди себя старшую дочку, уже старшую, но в дверях замедляю шаг и оборачиваюсь. Ооли тут же поднимает повыше вовсю чмокающую малышку, чтобы прикрыть обнажённую грудь, заливается краской, и тут я произношу:
– Я люблю тебя, жена моя.
Её глаза расширяются больше всяких пределов, губы что-то беззвучно шепчут, потом она машет – иди, мол. Подчиняюсь, выходя в зал, где уже меня ждёт улыбающаяся мама. При виде непокрытой головки Аами с её ушками доса Аруанн облегчённо вздыхает:
– Всё в порядке, милая? – Затем смотрит на меня. Спустя пару минут машет рукой, спрашивает: – Тебе не говорили, что твоя улыбка напоминает гримасу блаженного?
Спохватываюсь, снова надеваю привычно спокойную
– Ооли сама кормит нашу дочь?
Мама вздыхает:
– Не всегда. Иногда приходит кормилица. Но ухаживает за ребёнком только она сама. – И спустя мгновение добавляет: – Атти, как я рада, что ты вернулся живой и здоровый и у тебя с Ооли уже родился ребёнок… – Отвернувшись, смахивает слёзы счастья, потом спохватывается, обращается к Аами: – Хочешь есть, маленькая?
Перевожу, но девочка отрицательно мотает головой:
– Мы с Каан покушали перед самым замком.
Доношу её слова до матушки. Та на мгновение задумывается, потом сияет радостная, счастливая улыбка.
– А хочешь, мы пойдём в баню?
– Баня? А что это такое?
Тут и я закатываю глаза и тяну:
– Баня – это – о-о-о-о…
Мама снова спохватывается:
– Так, Атти, живо мыться с дороги. От тебя потом несёт!
Смущённо улыбаюсь:
– Ма, прости, зима же. Помыться негде… Да мы все грязные…
– Лекаря отведут в баню для слуг. И его семью тоже. А благородных девушек я заберу на свою половину.
Киваю.
– А моя…
– Всё на местах. Твой любимый наряд ждёт тебя на месте.
– Ты у меня самая лучшая!
Радостная улыбка не сходит с лица моей матушки.
…Парился я долго. Грязь сходила с меня просто пластами. Сначала я лежал на полке, пока пот не потёк с меня ручьями. Потом намылился и по распаренной коже долго скрёб себя жёсткой мочалкой из конского волоса, смывая ороговевшую, отмершую кожу. А ведь старался держать чистоту изо всех сил… Потом плюхнулся в бассейн остывать… Из-за перегородки доносится шум, плеск, девичьи визги. Правда, кто пищит, не разобрать. Но, судя по всему, там весело… Вылезаю из воды, тщательно вытираю тело. Как же приятно надеть чистое бельё на скрипящую от мытья кожу! Просто неземное блаженство! Поднимаюсь наверх, в беседку, стол ломится от свежей выпечки, парят чайники с настоями и наттой. И – вот приятный сюрприз, упаковки настоящего земного чая и банка кофе. Значит, Ооли добралась до содержимого контейнеров… Плюхаюсь на любимый диван, мягко прогибающийся под моей тяжестью, наливаю себе большую чашку ароматного мокко, и, зажмурив от наслаждения глаза, делаю первый глоток. Вкус просто волшебный! Напиток ласкает нёбо, щекочет ноздри…
Откусываю кусочек мягкой булочки – сказка! Мука нежная, ароматная! Как же мне всего этого не хватало!
– Папа!
Двери из женской половины открываются, и в комнатку врывается Аами с улыбкой до ушей! На ней небольшой, по размеру, лёгкий сарафанчик, она пахнет чистотой и свежестью. Мгновенно забирается ко мне на диван, пристраивается рядом, глядя на непривычное изобилие сладостей на столе. Тут есть даже земные конфеты! Осторожно тянется к красивым фантикам, берёт одну штучку.
– Можно?
Я улыбаюсь:
– Всё, что пожелаешь, милая! Ешь сколько угодно! Что тебе налить?
Она произносит какое-то тушурское слово, но я не понимаю. Впрочем, насколько я знаю, саури обожают земной кофе. Поэтому быстро делаю чашку напитка для малышки, кладу на блюдце конфеты, пастилу, булочки, ставлю перед ней:
– Угощайся. А где бабушка?
– Она сейфяс придёт… – произносит Аами с набитым ртом. Жмурится от удовольствия, выдыхает: – Как вкусно!