Юность
Шрифт:
На войну нас отправилось пять тысяч воинов. Возвращалось – три тысячи шестьсот. Кто погиб, кто умер от ран. Кто – от болезни. Но ещё никогда обратно не приходило так много тех, кто отбывал обязанность по договору между Фиори и Рёко… С нами идёт огромный обоз. В нём те, кто решился оставить свою родину и искать счастья на чужбине, а также наша военная добыча. Людей среди неё немного, в основном женщины. Молодые и красивые. Кто едет по согласию, добровольно. Кого везут насильно. Не мне решать такие дела. Сами разберутся. Может, кому и повезёт…
Обитатели Фиори провожают нас удивлёнными взглядами. Такой большой отряд,
Но всё когда-нибудь заканчивается, и вот уже стены столицы Фиори видны перед нами. Солдаты отшвыривают стражников, пытавшихся преградить мне путь. Двери ратуши распахиваются, и я спускаюсь вниз, где в окружении стоящих амфитеатром скамей, полных властителей, благо происходит очередной Совет Властителей, сидят Верховные. Старший Совета поднимается мне навстречу, его губы кривятся в ухмылке: он считает, что мы сбежали?!
Я подхожу к столу, достаю из тубуса, висящего на боку, императорскую грамоту, поворачиваюсь к вскочившим со своих мест лордам:
– Тихо!
Мгновенно наступает тишина, старший Совета пытается что-то сказать, но я разворачиваю имперскую грамоту и громко, забивая его гнусавый голос, произношу:
– Император Рёко считает, что солдаты Фиори полностью исполнили свой долг перед ним, и в подтверждение посылает Совету этот документ, где описаны все наши деяния. Из пяти тысяч отправившихся в поход вернулось домой три тысячи шестьсот человек. Герцог дель Саур погиб в бою, спасая всех нас, и совет лордов похода избрал меня, графа дель Парду, своим командиром. Поэтому я отчитываюсь перед Советом и лордами Фиори. Наше обязательство перед империей выполнено.
Гробовая тишина. Я кладу грамоту на стол, укрытый скатертью цветов нашей державы, затем, звеня шпорами, спокойно поднимаюсь по лестнице к выходу. Там вместо стражников стоят мои солдаты, и почему-то ни у кого при виде их не возникает желания задать мне какие-нибудь каверзные вопросы. Поэтому, в полнейшей тишине, нарушаемой лишь топотом моих ног, я подхожу к двери и, словно вспомнив что-то, оборачиваюсь к Совету, сидящему за столами:
– Сьере лорды… До скорой встречи…
Двери за мной гулко захлопываются, я пересекаю здание ратуши, оказываюсь на улице – как же тут хорошо! На площади – толпа, и при моём появлении радостный рёв сотрясает всё вокруг. Я машу им рукой, что вызывает новые крики восторга, взлетаю в седло и командую своим солдатам:
– В Парду!
Грохает барабан, звенит серебряным звуком труба, и к небу взмывается песня. Все воины дружно поют гимн Фиори. Любопытная головка Аами высовывается из возка, её глазёнки блестят. При виде меня она улыбается, а я машу ей рукой. Поехали! Ну, хвала Высочайшему, осталось совсем чуть-чуть, всего лишь две недели – и я
Глава 22
– Папа, мне холодно… – жалобно тянет Аами, высунувшись из возка.
Я улыбаюсь в ответ, подъезжаю поближе и выхватываю малышку из саней, сажаю её впереди себя на Вороного, укутываю своим плащом на волчьем меху. Девочка радостно улыбается. Хитрюга! Во-первых, она уже привыкла ко мне, и я думаю, скоро станет считать меня отцом по-настоящему. Во-вторых, ей нравится ехать вместе со мной на большом и сильном коне. В санях не холодно, наоборот, даже жарко, потому что они закрыты тёплым пологом и там установлена небольшая печка, отапливаемая углём или сланцем.
Но есть ещё одна причина, по которой маленькая саури попросилась ко мне. Мы въехали на последний перевал, внизу расстилается громадная стройка, где копошится множество народа. Мы – это я, три всадницы, Льян, Иолика и Умия, затем двое саней, в первых находятся лекарь Долма, его жена Гуль и внучка Шурика, а во вторых – Каан, служанка моей дочери, и в них малышка отдыхает, когда устаёт. Полчаса назад мои воины отделились от меня и направились в своё расположение, находящееся в одной из горных долин. Женатые, которых очень немного, уже разъехались по своим домам. Так что мы прибываем очень скромно, тихо и – внезапно. Я строго-настрого запретил посылать гонцов и птиц в замок с извещением, что возвращаюсь. Хочу сделать моим женщинам приятный, или не очень, сюрприз. Так сказать, возвращается муж из командировки домой, а там… Шучу, конечно.
Пока то, что я вижу по пути, меня радует. Людей, на глаз, около тысячи. Высятся уже готовые кирпичные стены, накрытые стропилами. По ним муравьями ползают кровельщики, укладывая черепицу. День солнечный и тёплый, по нашим, разумеется, меркам. Тушурцы отчаянно мёрзнут, несмотря на то что Каан, к примеру, вообще напялила на себя тулуп, доху, да ещё зарылась в меха, а печка просто светится от жара. Легче всех переносит холод, как ни странно, Долма. В молодости он немало попутешествовал, так что ему знакомо всё: и жара и стужа. Ну а у нас сейчас самый конец зимы. Скоро начнутся метели, и, по-видимому, из-за этого все строители спешат подвести здания под крыши, закрыть их сверху, и когда подуют ветры, то работать уже внутри строений, в тепле и удобстве занимаясь внутренней отделкой…
Аами тянет меня за рукав:
– Папа, а это твой дом?
– Мой, доченька. Правда, его пока строят, но мы будем жить вон там… – показываю рукой на мой родовой замок.
Он заново отремонтирован, и свежие кирпичные стены буквально сияют на солнце, отливая коричнево-красным светом. Ого! Замечаю новое – на крыше главной башни, где расположены мои покои, появилось нечто необычное: большая, сверкающая на солнце стеклом теплица. Ооли. Точно её работа! А на душе сразу теплеет при её имени… И одновременно в сердце заползает тревога – примет ли она меня как своего супруга? Сможет перешагнуть через ненависть и злобу, взращиваемую кланами по отношению к людям? Будем надеяться…