Юрий Долгорукий (Сборник)
Шрифт:
– То так! Посеем - она и примет!
Но старый, видать, не расслышал и медленно досказал, будто пропел, баюкая внука:
– И выбьются ранние зеленя… и набухнет колос… и зашумит весёлая нива…
– А мы на ту ниву серп!
Старик кивнул головой и счастливо закончил:
– Пойдут по ниве серпы, то верно. Пойдут и скажут серпы той ниве: «Клонись, добрый колос! Сыпься, зерно! Будут тебя бабы бить пестом в ступе, заквасят муку да замесят хлебец…» Ой, хлебец!
Старик счастливо затих над зерном, жуя беззубыми дёснами крохотную ржанинку, и стал разгребать зерно костлявой ладонью, то собирая его в кулак, то высыпая обратно. А другие возле него приговаривали:
– Славно это и дивно, что будет хлеб!
– Давно ли пришли мы сюда и наги, и босы, а вот - уже станем сеять! Егорий весенний [36] придёт, отомкнёт нам землю, возьмём лукошки - да к ляде:
Прими зерно, ляда! Расти, жито - лада!– Знать, нынче отсеемся рано: весна больно быстро тепло несёт!
– Придёт Евсей, ты овсы отсей…
– Не отсеялся до Бориса, сам от бед боронися!.. Старик отвёл слезящиеся глаза от заветной кади.
36
23 апреля ст. стиля.
– А мелкое ныне зерно пошло!
– сказал он негромко. Но люди сразу притихли. Ибо старик был как одержимый: ласкал и ласкал зерно.
Старик со вздохом добавил:
– Вот раньше было зерно, отцы говорят, с яйцо! Да и люди были ростом поболе. Один Микула в былинах, гляди, каков! Слыхал я на Курском торге, как пел былинник Даян про того Микулу: махнёт, мол, оратай рукой зерно из лукошка - на десять вёрст всю землю обсеет!
– Того бы Микулу к нам!
– заметил Страшко.
– Он сразу бы нам посеял…
Глухой старик помолчал. Лицо его было строгим и вдохновенным. Потом опять поглядел на мир слезящимися глазами, не в силах вынуть ладони из милой, сыпучей ржи, и сказал:
– Да-а.. вот и пришло. Значит, положим в землю зерно, и выйдет на небо туча. Не туча - корова Ильи-пророка с тёплым дождичком-молоком. Обрызгает корова поле тем дождичком-молоком, и вот взойдёт у нас яровина. Взойдёт и выбросит колос…
Старик вдруг тоненько, весело рассмеялся:
– Ох, мудр Илья… Ишь, складно об нём поют! И запел надтреснутым, слабеньким голоском:
Ходит Илья Мимо жилья, Несет суму житяную, Где взмахнёт, Там жито растёт: В поле - ядро, В доме - добро…– Пошёл теперь петь, будто лапоть плесть!
– с беззлобной усмешкой сказал кузнецу горбатый мужик.
И, не прислушиваясь к бормотанью да пенью глухого, ихо добавил:
– Нам бы вот в срок хоть успеть засеять. А то вон заставит княжеский зодчий наваливать вал на верху холма. А к валу и стены города ставить…
– И это дело большое!
– с укором горбатому строго сказал Страшко.
Горбатый вздохнул:
– Оно, конечно, большое. Да вроде как не для нас…
Собравшиеся у сарая люди переглянулись. Думая об одном, посмотрели за угол сарая - вниз, и выше избы - на холм, и рядом с избой - на брёвна.
– Нам с полем еле успеть! Чай, город - долгое дело!
– недовольно сказал горбатый.
И все опять обратились мыслью от кадей с зерном к тому, что всех волновало, пугало и удивляло: к городу на московском холме…
Эти их мысли прервал рассерженный Ростислав. Устав глядеть на мужичьи спины, час за часом торчавшие за избой, слушать глухой разговор да чужое, дикое пенье, он сильно швырнул булыжником в дверь сарая и крикнул, грозя Страшко:
– Эй, дьявол… чего там встал? Гони этих нищих к бесу! Глаза мозолят…
Страшко сердито заторопился.
– Подите-ка все отсель!
– сказал он столпившимся у зерна мужикам.
– Теперь покоя не жди: начнёт свою удаль княжич с пьяного лая да с драки…
Но Ростислав не успел начать свою драку: по взгорью прямо к избе угрюмо сошла толпа.
Она спускалась не буйно, как видно, боясь засады. Но волхв языческий Клыч, ведущий толпу, был дик, одержим и страшен. Он первый сбежал к избе, увидел пьяного Ростислава и кратко спросил:
– Ты кто?
Ростислав не ответил Клычу. Вначале он просто сердито вспыхнул: как смеет дикий мужик говорить ему, княжичу, столь нелепое слово?
А дикий мужик как-то странно повёл рукой и снова спросил:
– Ты кто?
Глава XXVII. ПРИШЕСТВИЕ «ТЁМНЫХ»
Придя в посёлок, волхвы называли
лучших из женщин, говоря,
что эта в себе якобы прячет хлеб,
та мёд, а эта рыбу.
И голодные приводили к ним своих сестёр,
матерей и жён; волхвы же резали их,
вынимая то хлеб, то рыбу,
а имущество женщин присваивали себе…
Дикий неистовый вид волхва не напугал Ростислава: он прежде всего рассердился и удивился, увидев большую толпу незнакомых, чужих людей. Решив позабавиться, он сказал:
– Я гость заморский. А сам ты, безумный, кто?
– спросил он Клыча с вызывающей, злой усмешкой.
– Ишь, больно красив, гляжу…
Ростислав хотел засмеяться. Но взгляд вдруг зацепился за низкого, быковидного парня, глядящего на избу и на склады острыми, воровскими глазами.
– Чего на склады глядишь?
– сердито спросил он парня.