Ютланд, брат Придона
Шрифт:
– Это ты злой, – проговорила она с трудом.
Он свалил сучья в двух шагах от костра, присел рядом.
– Наверное, – признался он, – ты так часто меня кусала, что я теперь бью тебя по зубам заранее. А ты вон какая бедненькая, даже костер сама сумела… Сейчас я тебя накормлю…
Она прошипела раздраженно:
– Я не собачка, чтобы ты меня кормил!.. Если время обеда, то пообедаем, ты же вечно голодный! И нечего… этот покровительственный тон. Подумаешь, сильный мужчина опекает, ах-ах, слабую женщину… Ты не сильный, а
Он кивнул.
– Ага, не слабая. Только мокрая и озябшая. Но это пустяки.
Она сказала сердито:
– Ты сам мокрый и озябший!
– Да? – переспросил он и осмотрел себя. – Ого, ты права, я тоже, оказывается, промок. Ну и ливень! Слышишь?
Вверху с жутким треском то ли раскалывается небо, то ли молния ломает вершины деревьев, и они с грохотом и шумом рушатся, проламывая многоэтажные слои веток, и вот-вот грохнутся, прибив их обоих…
Ютланд, не обращая внимания, вытащил из мешка хлеб, сыр и мясо, а сам быстро ободрал и выпотрошил гуся, после чего ловко насадил на очищенный от коры прут.
– Одного хватит? – спросил он. – Или готова слопать двух?
Она фыркнула, отвела величественно взор, хотя сидит все такая же, сжавшись в жалкий комок, стараясь не выпустить крупинки тепла. От костра наконец-то пошел сухой жар, скоро просохнет и одежда, а то мокрая такая, будто ее и нет, а женщины не должны позволять себе так держаться или разрешать заставать себя в таком виде.
Ютланд быстро и ловко поджарил гуся, аромат от него накатывал на Мелизенду давно, она то и дело удерживала себя от того, чтобы не напомнить ядовито, что все готово, сейчас гусь вообще сгорит, но удерживалась из опасения, что вдруг все-таки нужно подержать на огне чуточку дольше, все-таки пастух их чуть ли не каждый день готовит, а у нее только ее природный ум, смекалка, смышленость, проницательность и остальные замечательные качества, которых у пастуха просто быть не может.
За далекими деревьями что-то мелькнуло, он вяло подумал насчет оленя, но ветерок донес незнакомый запах. Сердце стукнуло предостерегающе, а пальцы сами подгребли ближе лук.
Мелизенда посмотрела на него в изумлении.
– Не нажрался?
– А ты?
– Я не пытаюсь подстрелить что-то еще!
– Но ты же намекивала насчет второго гуся?
– Я?
– Уже забыла?
Он быстро наложил на тетиву стрелу, как хорошо, что всегда натянута, но эта дурочка не замечает такой странности, это мужчины бы уже извели вопросами.
Мелизенда посматривала то на него, то в сторону деревьев, а Ютланд неуловимо быстро поднялся, оттянул тетиву до уха. Звонко щелкнуло, за деревьями снова мелькнула тень, но теперь там нечто всхрюкнуло, взметнулись сухие листья.
– Промазал, – сказала она.
Он удивленно покосился в ее сторону, что-то мало ехидства, наверное, отяжелела от вкусной еды, но переспрашивать не стал, поднялся и быстро пошел в ту сторону.
Толстый слой слежавшихся
Он двигался осторожно, лук в руках, дубинка на поясе, ноги переступают приставным шагом, к любой неожиданности готов. За деревьями снова мелькнуло, листья зашелестели, снова возникла дорожка встревоженных листьев, но теперь ринулась прямо к нему.
Древень, мелькнуло встревоженное. Лесной див, почти полностью исчезнувший, о нем остались только рассказы. Маленькая, но опасная тварь…
В последний момент он отпрыгнул, с силой ударил перед собой луком. Раздался сухой стук, руки с силой тряхнуло, будто ударил по дереву.
Перед ними появилось существо, похожее на пень ростом с пятилетнего ребенка, в боку торчит стрела, на голове ссадина.
– Ах ты, тварь, – прошипел он и снова ударил луком, на этот раз уже прицельно.
Раздался сухой стук, древень упал. Ютланд прыгнул сверху, быстро ухватил за руку. Ему показалось, что держит за корень, тугой и гибкий.
Древень отчаянно брыкался, но Ютланд ухватил другой рукой ногу, такую же гибкую, туго связал узлом, затем ухватил и бегом притащил к костру.
Мелизенда отпрыгнула, лицо стало белым.
– Ты что… притащил?
– То, – буркнул он, – по чему промазал.
Он поднял противника и швырнул в середину костра. Древень закричал страшным скрипучим голосом, словно дерево раскололо молнией и обе половинки с силой трутся бурей одна о другую. Пламя с готовностью охватило это странное живое дерево, огонь взметнулся высоко, радостно затрещал, а на багровых углях корчилось и подпрыгивало нечто быстро темнеющее, превращающееся в обгорелый пень.
Мелизенда прошептала:
– Что это?
– Не знаю, – ответил он честно.
– Но… ты его убил!
– А что надо было сделать? – спросил он.
– Не… знаю. Зачем оно там бегало?
– Высматривало, с какой стороны тебя начинать есть.
– А не тебя?
Он фыркнул.
– Хочешь сказать, я такой же розовый и сочный?
Она побледнела и молча смотрела, как уже переставшее дергаться существо стало сперва бесформенным черным куском дерева, затем начало рассыпаться на крупные багровые угли.
– Я никогда таких не видела.
– Я тоже, – сказал он угрюмо. – Но мне дед что-то говорил насчет того, что Старые Боги стараются вернуться и отобрать себе землю. Я слушал краем уха…
– Старые Боги?
Он кивнул.
– Выходит, – проговорил он нерешительно, – это один из дивов. По приметам, древень. Раньше последние из уцелевших прятались в самых что ни есть глухих местах, куда люди не добираются, а сейчас вот, похоже, осмелели.
Она поморщилась.
– На осмелевших не похожи.