Южная страсть (Черная маска)
Шрифт:
— Куда-то собираетесь?
— Да!
Она попыталась обойти его, однако у нее ничего не получилось.
— Я не могу вам позволить этого.
— Вы не можете меня остановить!
— Думаю, что могу.
Он приблизился к ней, его движения были стремительны и бесшумны. Летти успела только поднять руки вверх, как оказалась прижатой к стене, его твердые пальцы обхватывали ее запястья. В ярости Летти ударила его ногой по голени, он громко охнул, но не отпустил ее, а наоборот, придвинулся ближе. Его твердые колени прижали ее ноги так, что она не могла пошевелиться.
— Поправьте
— Отпустите меня! — Она чувствовала, как рукоятка его револьвера, висящего на поясе, давит ей на живот, и это было пугающее напоминание.
— С удовольствием, если вы сядете и будете вести себя тихо. Не надо меня бояться.
— Откуда я это знаю?
Прошло какое-то время, прежде чем он ответил, его слова были четки и размеренны:
— Я даю вам слово.
— Это не слишком веская гарантия, особенно если учесть, в каком положении я нахожусь в данный момент. — Летти тяжело вздохнула. В его объятиях была такая неумолимая сила и что-то еще, что она уже однажды ощутила, но не потрудилась как-то назвать. Усилием воли она пыталась поддержать в себе гнев и упорство, но с ужасом чувствовала, что это ей не удается. Сладостная дрожь прошла по ней волной, потом еще одной и еще.
Внезапно он отпустил ее и отошел к противоположной стене.
— Ну, тогда идите, если вы думаете, что при встрече с теми двумя ваши шансы будут выше.
— Они… они же на другой стороне реки! — Потеря на мгновение голоса была вызвана только дрожью, ничем иным.
— Правда? — Шип усмехнулся. — Но ведь это же только мои слова.
Он был прав. Летти сжала руки, попытавшись все обдумать.
— Так, значит, вы солгали? Про паром, про скарлатину — все это была ложь?
— Я такого не говорил. Да и зачем мне это было нужно? Может быть, вы думаете, я польстился на ваше прекрасное тело?
Это была насмешка скорее над самим собой, чем над ней. Он действительно желал ее. Именно по этой причине он так быстро убрал свои руки и отошел на безопасное расстояние.
У Летти перехватило дыхание.
— Как вы смеете такое говорить?!
— Почему бы мне это не сказать, если вы так думаете?
— Я н-ни о чем таком не думаю!
— Разве? А мне показалось, что вы обвиняете меня в желании изнасиловать вас. Теперь давайте посмотрим. Я уже давно мог бы это сделать, если бы хотел, не правда ли? Так почему же вы не верите, что мое единственное желание — защитить вас?
— Как это трогательно! — К Летти вернулся ее обычный сарказм. — Вы такой благородный человек, никем не понятый, один против всех…
— Вы ничего не понимаете! Почему вы так уверены, что я всех обижаю и никому не делаю добра?
— Может быть, все дело в вашем воспитании?
— Вот тут вы попали в точку. Разрешите исправиться и предложить вам одеяло. Боюсь, вы несколько… окоченели.
Он нагнулся к своей накидке, достал из-под нее свернутое одеяло и, выпрямившись, бросил его Летти.
В кукурузном сарае было так темно, что Летти вовремя не заметила летящего одеяла. Оно мягко ударилось ей в грудь и,
От него сильно пахло лошадью, но оно по крайней мере было сухим.
Летти знала, что надо отказаться, но она так замерзла, что просто не смогла этого сделать. Дрожащими пальцами она расправила одеяло и завернулась в него.
— С-спасибо, — не слишком любезно пробормотала она.
— Рад услужить вам. Может быть, сядем или вас это слишком скомпрометирует?
Молния сверкнула так ярко, что осветила сарай сверкающим серебристым светом. В тот момент, когда было светло, Летти заметила на его губах ироническую усмешку.
— Вас все это забавляет?
— А почему бы и нет?
Что-то в его голосе озадачило Летти, и она промолчала. Некоторое время подождав, но так и не дождавшись ее ответа, Шип отвернулся и поднял свою непромокаемую накидку. Хотя в такой темноте было трудно увидеть, что он делает, Летти показалось, что он вывернул ее наизнанку и, нагнувшись, разложил на кукурузных листьях.
— Мадам, — судя по интонации, он сделал приглашающий жест, — ваше ложе.
Не было никаких признаков, что гроза утихает. Дождь колотил по крыше и скатывался с нее журчащими потоками, хлестал по стенам и просачивался сквозь щели в сарай. Гром грохотал раскатистыми взрывами. Холодный ветер дул по полу, поднимая в воздух песок и мусор, забирался под подол мокрой юбки, и от него по всему телу бежали мурашки.
Было глупо продолжать стоять, а садиться — слишком опрометчиво. Хотя, по правде говоря, было ли это более безрассудным, чем оставаться с Шипом под одной крышей?.. Летти была не в силах раздумывать, как это получилось и что это означало. Она знала только одно: что ужасно промокла и замерзла и если сейчас же не сядет, то просто упадет.
Пересиливая себя, на плохо гнущихся ногах Летти приблизилась к накрытой накидкой кипе кукурузных листьев и опустилась на колени, затем, откинувшись назад, села, прислонившись спиной к бревенчатой стене. Когда Шип опустился на накидку рядом с ней, она вздрогнула и плотнее закуталась в одеяло, сознавая, что протестовать бесполезно — это было бы напрасной тратой сил. Он, однако, не сделал в ее сторону больше ни одного движения, и Летти приободрилась.
— А что, если паромщика не отпустят утром? — откашлявшись, спросила она.
— Есть другие дороги, другие паромы. Я покажу вам.
— Моя хозяйка будет беспокоиться. Она может послать людей искать меня…
— Вы беспокоитесь обо мне или о себе? — усмехнулся он.
— Конечно же, не о вас!
Летти возмутилась. Неужели он действительно думает, будто она хотела предупредить его, что сюда могут прийти люди, которых он наверняка заинтересует? Она бы с радостью увидела его схваченным и закованным в цепи! С радостью ли?.. «Ангел и дьявол», — назвал его Генри. Он убил ее брата, но саму ее спас от смерти — или от того, о чем еще меньше хочется думать. Он обращался с ней с ужасной фамильярностью и при этом был заботлив. Его близость пугала, но в то же время заставляла ощущать, что она — женщина, а он — мужчина…