За его спиной
Шрифт:
— Неа…
— А дневник? Тетради?
— Дневника нет, нахер… То есть, он не нужне сейчас… А тетради… Ну, короче, там нет моей фамилии… Да даже если бы и была…
— Ну вот и я то же самое думаю… — продолжила я, — у Ани тоже при себе нет документов, только бейдж… Они просто не знают, кто вы, думают, что обычные вступившиеся за меня люди… Может, знающие меня откуда-то… А вот когда узнают…
— Будет жопа, — коротко кивнул Ванька.
— Но почему? — все так же не понимала Аня, переводя взгляд с меня на Ваньку.
— А потому что
— Я не его женщина… Хотя, это неважно. Я все еще не понимаю… Наоборот, испугаются, отпустят…
— Нет, Ань… — тихо сказал Ванька, — как ты себе представляешь, что с ними сделает отец?
— Но…
— Они не будут ему ничего объяснять, — кивнула я, — они просто спрячут все концы в воду…
Аня переводила полный ужаса взгляд с меня на Ваньку и молчала. И мы тоже молчали…
А потом послышался скрип замка на двери.
Глава 50
Когда-то давно, еще года полтора назад, Бродяга читал в одной книге описание всеобъемлющего ужаса, охватывающего человека при каких-то диких ситуациях. Очень такое, яркое описание было. Типа, словно все внутренности разом удалили, настолько жуткое что-то случилось. Он тогда поржал над этим описанием и даже честно попытался себе представить, каково это: когда все внутренности… И разом. И не представлялось. Тупость одна в голову лезла. Бродяга подумал и решил, что не всякий художественный прием реально что-то может описать…
И вот сейчас, глядя на жучок на экране, застывший где-то в лесополосе, за городом, Бродяга невольно вспомнил странное и страшноватое описание… Потому что сполна его ощутил.
Реально, словно все внутренности. Разом.
И, похоже, эта хрень еще и глаза затронула, потому что зрение стало непонятным, тоннельным каким-то.
Он видел эту точку, пульсирующую на экране, и только ее. И все.
В голове было пусто и страшно, похоже, там тоже все удалили…
А точка пульсировала, гипнотизировала, и почему-то казалось, что взгляд от нее отрывать нельзя. Оторвешь — и все. Все кончится. Пропадет точка. И Ляля, его девочка, его котенок рыжий, тоже пропадет. Раз и навсегда. Словно и не было ее в его жизни. Словно и не было этих полгода счастья, чистого, незамутненного ничем.
Бродяга смотрел, смотрел, смотрел… И даже не замечал, что губы едва шевелились, уговаривая не исчезать. Не пропадать. Он приедет, он уже сейчас приедет, только из больницы выйдет и сразу…
Опомнился только, когда Каз перед ним пощелкал пальцами, возвращая в реальность.
— Ар, чтоб тебя! Приходи в себя! Хазар уже едет! Может, у него есть данные, он же на Ваньку по-любому что-то вешал…
Бродяга моргнул, перевел взгляд на друга и кивнул.
Потом показал пульсирующую , словно сердце, точку на экране.
— Она здесь… Если она здесь… Если ее найдут…
На месте пульсации
И Бродяга дико хотел туда, на место поисков. Хотел и до холодного пота боялся.
Что найдет.
Ее найдет.
Рыжую, чистую, красивую, беременную. Мертвую.
Почему-то казалось, пока пульсирует точка, она живая.
— Нихера, — оскалился страшно Каз, — сто пудов выкинули телефон там. Но мы ищем, ты же в курсе… Хочешь, сам езжай, смотри.
— Нет… — Бродяга, пересиливая себя, на мгновение зажмурился, изо всех сил не представляя Лялю, своего рыжего котенка, там, в лесополосе… Пока там ничего не нашли, есть шанс… А если найдут, то… То лучше пусть сами себе все внутренности удаляют. Не дожидаясь, пока Бродяга найдет виновных.
— Эй, придурок! — опять пощелкал пальцами перед его лицом Каз, — не хорони ее раньше времени!
— Не-е-е-е… — помотал головой Бродяга, — ты… Я чего-то…
— Я все понимаю, брат, — Каз положил смуглую ладонь ему на плечо, желая поддержать, — я понимаю… Ты терпи. Сейчас Хазар приедет. Он уже на подходе. Нам надо быть готовым…
Бродяга кивнул, прекрасно понимая, о чем говорил Каз.
Потому что по телефону голос Хазара был мертвым. И даже представлять не хотелось, как далеко от него сейчас отлетают все виновные в пропаже его сына и его женщины люди. Если они вообще живые, эти люди.
Потому что насчет тех, кто проморгал котенка, Бродяга вообще не был уверен. Бил он, не задумываясь и не сдерживаясь вообще…
И отдавал себе отчет, что, если б это помогло, то вообще прикончил бы. Если бы помогло.
Но Ляля пропала, и, вбивая ее нерадивых охранников в землю, поиск не ускорить.
Наоборот, надо их и остальных как можно сильнее… как это правильно сказать? Настроить, вот. Замотивировать… На поиск.
Хазар, похоже, своих уже замотивировал. До нервного энуреза.
— Да, Манюнь, да… — Каз отвлекся на телефонный звонок, — отменяй на сегодня все встречи, и мои , и Тагира… А он тут что делал? Какого?.. Я понял. Сам? Я понял. Да. Все, пока.
Каз убрал телефон, поднял на Бродягу взгляд:
— Аминов был в городе.
Бродяга замер, словно по голове ударенный. Сложить один и один было легче легкого. И, наверно, что-то такое на его лице промелькнуло, потому что Каз тут же торопливо заговорил:
— Брат, вообще не факт, что он причастен… Мы проверим, я сейчас, погоди… Не заводись, брат…
Он опять приложил к уху трубку, но Бродяга ждать не собирался, рванул мимо него к выходу из больницы, где они и ошивались последние полчаса, пока их люди в очередной раз обшаривали все многочисленные углы этого гребанного медгородка, все еще надеясь, что найдут… Хоть кого-то из пропавших. И обязательно живыми, обязательно!
Каз , выругавшись грязно, рванул за Бродягой, по пути отрывисто командуя в трубку, чтоб проверили время прибытия и отбытия Аминова.