За голубым порогом
Шрифт:
Вода была замечательно теплой. Плавать в такой воде одно удовольствие. Я не торопясь обыскивала дно, придирчиво выбирая из рассыпанных богатств то красивую, рубчатую раковину моллюска тритоналии, то срезая губку необычного цвета и формы, то просто переворачивая камни в надежде на еще более интересные находки. Действительно, в небольшом углублении дна под камешком оказалось животное, которое Николай требует с меня уже вторую неделю, — рак-богомол. Это чудное существо (речь идет, разумеется, о богомоле) сидело несколько мгновений неподвижно, как бы не веря, что исчезла крыша над его головой. Тут-то я его и схватила! Он же мне быстро напомнил, что клешни его служат не только для украшения. Это страшное оружие очень причудливой формы,
Все кончилось благополучно. Пленник попал в мешочек целым и невредимым. Несколько капель крови, пролитых в этой схватке, вполне окупились трофеем. Если бы шипы на когтях были направлены назад, а не вперед, вырваться было бы труднее.
Рак этот был не из крупных, сантиметров пятнадцати длиной. Еще в Москве, перед самым отъездом, мне пришлось рисовать богомола значительно больших размеров. Надо сказать, что это один из красивейших раков наших вод. Его основной цвет желтоватый, а по этому фону расписаны лиловые, темно-зеленые и коричневые узоры. Особенно пестро и ярко окрашены хвост и последние пары ног. Синие и оранжевые, изумрудно-зеленые и малиновые, почти черные и сиреневые пятна на них придают раку-богомолу щегольской вид.
Это ракообразное животное получило свое название по сходству с насекомым богомолом, на которое оно действительно очень похоже. Оба они хищники, только один пожирает насекомых, а другой охотится за мелкими обитателями моря. Рака-богомола называют еще сквилла.
В этой части бухты было много морских звезд. То и дело встречались синие с красным патирии, лиловые, всех оттенков амурские звезды и жесткие темно-красные эвастерии. Хотелось найти эвастерию предельных размеров. Она ведь самая крупная звезда наших дальневосточных вод. Некоторые из них достигают в размахе лучей восьмидесяти сантиметров. Но здесь попадались мелкие звезды не больше амурской.
У многих звезд середина тела была как бы припухшей. Другие стояли в странной позе, приподняв и изогнув тело в виде купола и опираясь на самые концы лучей. Это означало, что звезды поедают очередную жертву.
Диву даешься, как подумаешь, на что способны эти малоподвижные животные. Вот лежит крупный двустворчатый моллюск — мидия, устрица или мактра. Он крепко сжал свои створки. Если у вас есть нож с тонким и длинным лезвием, можно, искрошив края раковины, с трудом просунуть его внутрь и подрезать мускулы-замыкатели, стягивающие обе створки. Голыми руками не надо и пытаться раздвинуть створки. А звезда вскрывает такого моллюска, даже не повредив раковины. Она делает это так: наползает на моллюска, закрывая и охватывая его со всех сторон телом и сближенными лучами. Сотни амбулякральных ножек присасываются к створкам раковины и начинают тянуть их в разные стороны. В то же время звезда выпячивает изо рта свой желудок и выделяет желудочный сок. Моллюск некоторое время сопротивляется, но рано или поздно мускулы-замыкатели устают, начинает сказываться и действие желудочного сока звезды. А чуть только приоткрылись створки, как между ними просовывается желудок хищника и обволакивает мягкие части жертвы. Переваривание в этом случае происходит снаружи. Добычу поменьше звезда обволакивает желудком со всех сторон или, если позволяют ее размеры, просто заглатывает целиком.
Сколько раз, приподняв звезду, пожирающую добычу, я видела оранжевый, прозрачный пузырь ее желудка, погруженный в узкую щель между створок моллюска или обволакивающий колючего ежа, и каждый раз удивлялась, как она не поранит этот нежный орган. А если представить себе, как она расправляется с устрицами, у которых края створок смело могут соперничать с бритвой да еще и извиты самым причудливым образом, то остается только удивляться, что звезда проделывает это, не превращая свой желудок в лохмотья.
Ныряя за животными, я время от времени слышала какие-то потрескивания, доносящиеся со дна. Иногда они становились очень громкими, иногда затихали. А потом эти резкие звуки стали раздаваться со всех сторон. Они напоминали щелканье гребешков, но были значительно громче, суше, отчетливее.
Эта перестрелка шла где-то здесь, совсем рядом. С поверхности воды никого не было видно. Я нырнула и легла на дно, придерживаясь за камень. Маленький вихрь ила кружился около пустой раковины, наполовину погруженной в грунт. В тот же миг у меня над ухом раздался такой оглушающе звонкий треск, что я невольно вздрогнула. Сильная струйка воды и песчинок ударилась в щеку, не защищенную маской. В ракушке сидел рачок длиной в мизинец, очень нежный и хрупкий. Он целился в меня большой клешней, как пистолетом. Еще выстрел — и опять удар тонкой струей воды.
Я подхватила стрелка и сунула в мешочек. Это был альфеус, или рак-шелкун. Природа наградила его клешней водометом, издающей к тому же громкий звук. И то и другое должно отпугивать или даже оглушать приблизившегося врага. Ученые считают, что альфеусы таким же способом оглушают свою добычу — мелких морских животных.
Я поймала еще одного щелкуна, прежде чем мое внимание привлек округлый камень с плюмажем короткой и пышной водоросли на вершине. Что-то пестрое виднелось под ним. Что это? Коричневатая мясистая мантия, пятнистая, как шкура леопарда, поспешно втягивалась внутрь «камня». Рапана! Самая крупная хищная улитка наших морей. Это ее завезли нечаянно на Черное море, и там, на свободе, не имея врагов, она расплодилась и теперь уничтожает других моллюсков. Есть предположение, что путь во много тысяч километров проделали не взрослые рапаны, а кладки яиц, прилепленных моллюском к корпусу судна. Молодые рапаны вывелись уже на месте, в Новороссийской бухте. Именно там впервые были они найдены в 1947 году.
Раковину рапаны покрывали обрастания. Под слоем губок, домиков червей, мшанок скрывались ее отчетливые, граненые завитки. Это было крупное взрослое животное, погубившее на своем веку немало устриц, петушков и других моллюсков.
А вот еще рапана, поменьше первой. Я застала ее на месте преступления — она ела устрицу. Мясистая нога плотно обволакивала приоткрытую раковину жертвы, где почти ничего уже не осталось, кроме студенистой массы по краям.
Прежде чем отправить в сумку рапану, нужно было сфотографировать ее вместе с устрицей. Только тогда я заметила, как помутнела вода и снизилась видимость. Коричневатый туман наплывал клубами, затягивая дно. Водоросли на камнях извивались, как восточные танцовщицы.
Первый раз за все время я подняла голову из воды и огляделась. Волны, крутые и белогривые, вместе с ветром бежали вдоль бухты. Однако далеко же я забралась!
С поверхности воды не было видно ни песчаной косы, ни лодки. Крошечная фигурка человека маячила у берега, как казалось отсюда, по пояс в воде. У человека в руках был почему-то флажок. Я не сразу догадалась, что это Николай со своим сачком, вероятно обеспокоенный моим исчезновением. Я помахала ему рукой, но он мне не ответил, не заметив сигнала.
Волны били в маску, накрывали с головой и уносили все дальше от косы. Пока глубина была около двух метров, можно было плыть. Я выбрала направление немного под углом к ветру, чтобы не лезть напролом.
Метров сто удалось проплыть без особого труда. Ласты, маска и трубка — верные помощники в переделках такого рода. Но дальше начинались уже заросли зостеры. Вот это было плохо! Пробиваясь сквозь траву против волн и сильного ветра, скоро выдыхаешься. А стоит ослабить усилия — тебя сносит назад.