За границами легенд
Шрифт:
Мой смех лови.
Вот месть моя.
Ты ей укушен.
Уйди, уйди!
Меня не жди.
Другой давно
Украл всю душу.
Моли, моли!
Получишь соли!
Клятву мою
Я не нарушу.
Забыл, забыл!
Кто, в сердце был,
Меня давным-давно,
Но только я помню всё.
Уж как старалась придумать, спеть проговорить что-то, совершенно несовместимое с музыкой, а Нэл умудрился играть до последнего моего слова. Его мелодия то изящно и нежно следовала за моими строчками, хоть как-то склеенными рифмой, то корчилась вслед за моими вскриками и стонами. Словом, он повторил и гармонию моей странной песни, и её изломанные переходы. Сочетание его игры и моей песни, местами проговорённой, получилось необычным. Да и этот поединок музыканта и певца вызвал у меня любопытные ощущения. Вроде и старалась исполнить что-то немыслимое, а эльф всё равно умудрился следовать вслед за мной.
— Ничья, — ухмыльнулся музыкант.
— Почему? — искренно удивилась я.
У меня бы точно не удалось сложить мелодию под такую песню.
— Я стремился повторить тебя, но превзойти не смог, — ответил Нэл серьёзно.
А он забавный…
Мы ещё несколько дней развлекались таким способом, правда, песни мои уже были стройнее, да и бывало, что пела не свои. Он только раз не смог сыграть: когда запела песню Григория:
Знаешь, где-то в чужом краю
Я увидел, как солнце плачет.
И с тех пор я уже не пою:
Я всё думаю, что это значит?
Противник молча выслушал песню от начала и до конца. Я радостно завопила:
— Ты проиграл!
— Ну да, — ответил Нэл тихо.
— Неужели, не мог придумать музыку для такой ровной и мелодичной песни? Это на тебя не похоже!
Он долго молчал, потом признался:
— Слушая эту песню, я почему-то вспомнил о погибшем брате. Вот так, внезапно, не понятно с чего. Странно, не так ли?
— Ага, — я задумчиво заболтала ногами, свешенными с кровати.
Эльф, сидевший на краю стола, поначалу повторил моё движение, потом резко остановился и надолго задумался. Пыталась вывести его из мрачного состояния, развеселить, но в ближайшие пару часов мужчина был непробиваемым к моим шуткам и насмешкам. А трогать самое драгоценное для него, что точно бы вывело его из этого горького молчания, я не осмелилась.
Жили мы в общем-то мирно. Эльф на мою кровать и честь не посягал. Так что я немного успокоилась и даже перестала считать дни, которые провела в его доме. А он не торопился куда-либо уходить. Король не спешил поручать ему что-либо ещё. Ёжик, кстати, у нас прижился. Он оказался очень милым и ласковым, хотя и имел приличное количество иголок.
Словом, всё шло хорошо, пока в один солнечный день Нэл не разбил моего хрупкого счастья неожиданным предложением:
— А давай сразимся? Ты возьмёшь мой кинжал, а я буду с голыми руками.
— Спятил? — нежно сказала я, гладя ёжика по животу, — Ты ж ещё от ранений полностью не оправился.
Зверёк счастливо и томно жмурился, довольный моей лаской и ласковым шёпотом. Он не понимал, что мы ругаемся, и никак не среагировал, заметив странный взгляд остроухого.
— Ага, я свихнулся, — Нэл осклабился.
— Ну, тогда я ничем тебе помочь не могу. Отстань. Я ещё с нашей Колючкой не наговорилась.
— Вы так мило смотритесь вместе, — мужчина как-то странно улыбнулся, ушёл на кухню, вернулся с кинжалом, вложенным в ножны, протянул его мне, — Защищайся, а то я сегодня не удержусь и таки обниму тебя и поцелую.
— Да не может обычный эльф влюбиться в такую чокнутую девицу, как я!
— Поздно, — мрачно произнёс Нэл, — Я полностью спятил. Это, по-видимому, заразно.
Проворчала:
— Слушай, ну я так уютно закуталась в одеяло, а ты хочешь меня оттуда вытащить!
— Какая-то ты странная стала, — задумчивая улыбка, — Раньше ты бы меня сразу зарезала, а тут сидишь себе, на моей кровати, болтаешь ногами. Может, я тебе не так противен, как в начале? И ты согласишься стать моей женой?
Мне вспомнилась заплаканная мама, издёвки селян, как я ревела после того, как ушёл Григорий. Вот так всегда: сначала они вопьются в чьё-то сердце, а потом бросят. И я хороша! Расслабилась, забыла про опасность. Нет, я больше никогда и ни за что никого к себе не подпущу, разве что меня зажмут в угол, а вывернуться я не сумею! Но пока в моих руках есть что-то острое — всё исправимо. Многое исправимо, пока в моих руках есть нож или кинжал.
Осторожно положила Колючку на край кровати, скинула одеяло, вытащила кинжал, отбросила его ножны, решительно слезла на пол.
— А я надеялся… — сказал эльф с досадой.
— Не дождёшься! — мрачно усмехнулась.
И выпрыгнула на улицу через открытое окно. Теперь я могла хоть вниз головой стоять: Нэл сшил мне из пододеяльника и своего плаща вполне приличные штаны и рубашку, даже вышивкой кой-где украсил, своей, симпатичной. Немного вышивки, но эти растительные узоры смотрелись очень изящно. Я смутилась от такой заботы, но, если честно, мне было приятно. И, боюсь, он радость в моих глазах всё-таки заметил, так как довольно заулыбался. А ещё поделился своей толстой длинной белой безрукавкой, расшитой серебристыми нитками. Но я не сдамся. Никогда. Никому. Потому что это больно, когда тебя бросают.
Мы сражались долго, яростно. Я уже почти полностью оправилась, а он — нет. И всё-таки мужчина держался. Уверенно уклонялся от моих выпадов. Уходил. Кружился. Приближался. Уклонялся от хищно взлетевшего лезвия. Удалялся. Приближался.
— Что толку тебе, безоружному, выступать против кинжала? — прокричала я и захохотала.
Он ненадолго остановился, хитро ухмыльнулся и объяснил:
— Я могу взять тебя измором.
— Сам не загнись до того! — засмеявшись, ускользнула от его руки, рванувшейся ко мне.