За гранью снов
Шрифт:
Ее злость, граничащая с яростью и безудержным гневом, вначале не давала о себе знать. Она старалась насолить мне спонтанно, словно случайно, мимоходом. Солгать, что я вела себя с ней непозволительно грубо, пренебрежительно; обернуть на скатерть принесенный мною (по ее же инициативе!) чай и выставить всё так, будто я сделала это нарочно; испортить себе платье, свалив всё на меня, якобы не доглядевшей за ним; раззадорить хозяйских собак, чтобы потом можно было указать на меня, заявив, что это я, якобы, виновна в том, что не закрыла загон на засов. Ее претензии были необоснованными, я откровенно негодовала, Лейла просила не обращать внимания, а Штефан... ему было до лампочки, что происходит. Но постепенно злость Софии перешла и через
Она поймала меня в коридоре, когда я, убрав комнаты, с корзиной для белья направлялась вниз.
– Ты Кара? – накинулась она на меня, преградив мне путь.
Я остановилась, вскинув подбородок. Мне-то отлично было известно ее имя! А вот она, хоть и дичилась, делая вид, что не знает моего, прекрасно его помнила. Просто, дабы указать мне на мое место в этом доме, делала всё для того, чтобы демонстративно показать, кто здесь кто.
– Леди Бодлер, - проговорила я спокойным тоном. – Вам что-то нужно?
Она испепеляла меня яростью глаз очень долго, прежде чем прошипела:
– Нужно, - и стремительно кинулась ко мне, прижав к стене и нависнув надо мной скалой.
– Нужно, чтобы ты вспомнила, кто ты такая, - обычная рабыня! – и перестала мнить себя свободной.
Я попыталась вырваться, но София удерживала меня, не позволяя сдвинуться с места.
– Я не понимаю, о чем вы, - сквозь зубы выговорила я.
Ее красивое лицо исказилось маской гнева, глаза метали стрелы, она до боли стиснула мою руку.
– Не понимаешь?
– зашипела она.
– Хочешь, чтобы я объяснила? Ты хоть представляешь, с кем пытаешься шутить? Стоит мне лишь пальцами щелкнуть, и от тебя даже горстки пепла не останется, - голос ее сошел до приглушенного устрашающего шепота.
– Я отправлю тебя туда, где не живут такие, как ты. Где вообще не живут, поняла? Где тебя сначала изнасилуют всеми возможными способами, а затем изобьют до полусмерти!
– Вы не можете сделать этого, - холодно проговорила я.
– Не вы моя хозяйка.
Казалось, она на мгновение опешила, а потом аристократка взяла в ней верх. Она накинулась на меня.
– Ты что себе позволяешь?!
– ее шипение касалось моего лица, я почти явственно чувствовала источаемый ею яд.
– Да ты понимаешь, с кем разговариваешь? Рабыня, продажная девка! Да я тебя в порошок сотру, если захочу!
В том, что она захочет, сомневаться не приходилось. Я молчала, не находя слов. А что я могу сказать?
– Я понимаю, что Штефан еще не наигрался, - продолжила она кидаться ядом.
– Но очень скоро ты ему надоешь, так всегда бывает. А к кому он возвращается, знаешь? Правильно, ко мне. Так что тебе лучше не нарываться, деточка. Стоит мне лишь попросить об этом, и тебе будет удостоена участь подстилки для конюха или организовано место в колонии. С личным наблюдателем. Я лично устрою такой исход для тебя.
– Мне кажется, - сказала я, начиная закипать, - вы мне угрожаете?
Ее смех был горьким и полоснул меня презрением.
– Что ты, деточка. Всего лишь предупреждаю. Знай свое место, рабыня!
– прикрикнула она, пронзая меня острым взглядом.
– И не вздумай метить выше, чем можешь расправить крылья. Тебе их могут отрезать!
С
– И не смей поведать Штефану о нашем разговоре, - и скрылась.
Рассказывать Кэйвано об этом разговоре я бы и сама не стала, предупреждение было излишним. Хотя очень хотелось, дабы насолить этой женщине, поведать хотя бы суть предъявленных ею обвинений. Только был ли в этом толк? Такие, как она, аристократки, дворянки до мозга костей, чья голубая кровь проникла в сердцевину их сущности, всегда добивались поставленных целей. И навлекать на себя гнев одной из них не было особого желания. Я понимала, о чем она толковала. Почему взбесилась, тоже понимала. Штефан Кэйвано на какое-то время предпочел меня ей? Да уж, вот досада для аристократки, метившей в Княгини! Но нарываться я не хотела. Леди Бодлер могла быть опасной, я не сомневалась. Особенно жестокой она могла быть с врагами. А я, по всей видимости, возглавляла их список.
В тот день, как и всегда, Штефан Кэйвано позвал меня к себе. Но я отказалась к нему идти. Можно было сослаться на что угодно, придумать, какую угодно причину, я бы, наверное, смогла солгать, но... я просто молчала, когда он спрашивал. А спрашивал он всегда лишь раз. Потом - брал то, что считал своим. Меня он уже давно считал своей. Собственностью. И брал всегда так же, как если бы хватал с полки телефон.
Но я его не ненавидела. Этого чувства к нему я не испытывала. Хотя должна была! Должна... но оно так и не зародилось во мне. Зато было что-то другое, непонятное, необъяснимое, хрупкое и... тревожное. Меня беспокоило то отношение, которое к нему проявляло мое тело, да и мое нутро тоже. Объяснения своим чувствам я не находила. Почему этот человек, этот... монстр, демон так будоражит меня? Отчего, стоит ему меня коснуться, я загораюсь, будто спичка, поднесенная к огню? Что делает со мной этот дьявол во плоти?!
Я так много слышала о нем! Это были плохие истории, это были невыносимо ужасные истории. Такие не рассказывают детям, как сказку, на ночь, такими пугают непослушных деток, вовлекая их в царство ночного кошмара. Он был демоном. Не только для меня, но и для всех в этом мире. Вторая параллель знала его, как безжалостного и жестокого Князя. Суровый и бескомпромиссный хозяин, волевой и непреклонный господин, сдержанный и хладнокровный палач. О нем здесь ходила своя слава. А вот мой мир... В нем, как я потом выяснила из принесенных мне Лейлой газет и журналов (доступ в интернет мне был закрыт), он тоже был таким. Безжалостный, бескомпромиссный делец, предприниматель, один из богатейших людей в мире, продолжатель бизнеса отца, основатель своей собственной империи. О нем поговаривали, что он продал душу дьяволу. Я сомневалась в этом. Я была уверена, что он родился с темной душой.
Но почему же я, которая сталкивалась с этим демоном изо дня в день лицом к лицу, не боялась его? Или – почти не боялась. Не благоговела перед ним, не пасовала, не млела в испуге и желании испариться. Почему я не чувствовала... опасности в нем? Реальной опасности, угрозы, расправы. И хотя испуг он в меня вселял, это был испуг иного сорта. Единственное, чего я боялась от столкновения с бесом, это плотской близости с ним, бесконтрольного, дикого, первобытного желания ощущать его на себя... и в себе. Неукротимого желания тела поддаться его соблазну и пасть жертвой его развратных силков. И тихих, нерешительных, преступных желаний души сдаться на милость победителя, подобно телу. Быть пойманной птичкой в его золотую клетку из грязного наслаждения и сладостного порока. Которых так отчаянно хотело и ждало мое обезумевшее тело-предатель.