За гранью вечности
Шрифт:
– Сперва нужно разобраться с провизией, – сказал легат первого легиона. – Иначе мы пожрём ваших зелёных мальчишек – и то больше пользы будет. Только присылайте пожирнее, чтобы на дольше хватило.
Видар сощурился, презрительно глянув на легата первого легиона. Ему не понравилось, каким тоном с ним общаются его подданные, пускай даже Даэвы.
– Вы двое, – обратился он к Кенсаи и Квасиру. – Идите с глаз долой.
– Но господин Видар… – попыталась вставить слово Кенсаи.
– Живо.
Бессмертные молча переглянулись, дружно поднялись с кресел и покинули зал, даже не хлопнув
– Ты считаешь, мы виновны в чём-то? – спросила у спутника женщина, пока они спускались по лестнице ратуши.
– Нет. Видар просто устал, – нахмурился Даэв. – Война идёт коряво, а ответственность за ошибки лежит на нём.
Кенсаи отвернулась от мужчины и засмотрелась на цветущие сады посреди центральной улицы. Воин осторожно положил руку на плечо бессмертной.
– Всё в порядке? – спросил он.
– Посмотри на столицу, – не сводя глаз с прелестей города, промолвила женщина. – Пандемониум цветёт и пахнет. Как всегда.
– Так и должно быть. Столица обязана быть прекрасной.
– А теперь вспомни вчерашний Морхейм, – воительница резко обернулась и вцепилась светящимся взглядом в мужчину. – Снег, разруха и голод… Пока городские крысы сидят в своих норах и с чарками вина на столах рассуждают о том, что мы сделали, а что – нет, сотни парнишек, детей и женщин умирают от недостатка еды и тепла там, куда военачальники никогда не заглянут.
– Кому-то нужно воевать, а кому-то – править страной, – сощурившись, промолвил Квасир. – Видар успел и то, и другое. Он уже не в том возрасте, чтобы с мечом наперевес бежать на врага сломя голову. Пускай его слова порой резки, но он великодушен и справедлив.
– Ничто в этом мире не справедливо, – сморщив лицо, промычала Кенсаи. – Но при этом сие слово чаще других встречается на знамёнах и в гимнах легионов.
– Людям нужно во что-то верить, за что-то сражаться. Даже отдавать жизнь. Пока есть цель, непреложная истина и смысл, воины будут идти вперёд.
– Тогда пусть они бьются за что-то реальное, а не за вымышленную справедливость и великодушие.
– Люди идут в бой, чтобы защитить себя и своих близких – вот что реально, – до сих пор заворожённо наблюдая за яростными переливами красок в глазах воительницы, проговорил Квасир.
– За что же тогда сражаемся мы? – вопросительно встретив его взгляд на себе, спросила женщина. – Те, у которых нет ни семьи, ни родных, ни близких.
– У Даэвов другие мотивы, Кенсаи, – вздохнул воин. – Я бьюсь за своё прошлое, настоящее и будущее.
– А я до сих пор борюсь за величие нашей расы… – ухмыльнувшись своим собственным словам, произнесла легат седьмого легиона. – Глупышка… Интересно, сколько мы ещё выдержим? – она вновь посмотрела на бессмертного товарища, на этот раз печально нахмурив брови.
В глазах Кенсаи Квасир увидел странный огонёк.
– Пока Айон не захочет вернуть наши души в Эфирный поток, – тихо ответил мужчина. – Может, год, а, может, столетие. Скажи мне, – он вдруг запнулся. – Ты действительно так часто об этом думаешь? Твои слова мне…
– Уже который год, – Кенсаи не дала ему договорить и уставилась в старую каменную плитку.
–
– О ком ты? – устало спросила она.
– О твоих легионерах, об офицерах, что возносят тебя за твои качества… Обо мне.
Женщина непонимающе замерла.
– Прости, – Квасир оправился и спрятал лицо. – Мне не стоило. Нас ждут дела. Идём.
– Нет, не идём, – воительница схватила мужчину за рукав и остановила. – Что ты имеешь в виду?
По настороженному взгляду Кенсаи бессмертный понял, что его неосторожные слова вызвали с её стороны недоумение и удивление.
– Ты мне дорога, Кенсаи, – напрягшись, произнёс асмодианин. – И как боевой товарищ, и как человек.
– Не надо, Квасир. Ты не знаешь меня.
– Я тоже не идеал. Да и лицо… Вот дал же Асфель переродиться мне таким старым…
– Хватит, – резко перебила его женщина. – Не усложняй ничего.
– Неужели ты…
– Моё сердце занято уже много лет, – грустно промолвила она.
– Почему же я не знал об этом?
Кенсаи с опаской посмотрела в глаза Даэва. Ей на миг показалось, что он знает всё о её прошлом. Или, по крайней мере, многое.
– Кто он? – холодно спросил мужчина.
– Даэв, который давно погиб… – с дрожащими глазами выцедила из себя асмодианка.
– И ты до сих пор его любишь?
Кенсаи не ответила. Она лишь отвернулась и больше не произнесла ни слова.
– Я тоже любил… Сильно любил, – Квасир обошёл женщину и встал перед её лицом. – Но мне повезло меньше – она была смертной. И осталась ею… Уже две сотни лет прошло, а я помню её глаза, жалобно смотрящие на меня, когда она умирала. Наверное, тогда она уже не помнила меня. Разум покинул её давно – старость делает с человеком страшные вещи… – мужчина вздохнул и опустошённым взглядом уставился на цветущее большими фиолетовыми бутонами дерево в центре сада. – У меня остались дети и внуки. Но я бы не смог… Не смог бы вновь видеть это… Их смерть… Не от мечей или стрел элийцев, не от когтей балауров и диких зверей, а от времени… Они бы ушли, забрав с собой частичку меня, что ещё делала Даэва человеком. И я ушёл… Я предал их, как они, наверное, считают… Но это было не предательство. Это был страх. Страх перед тем, что я сотни раз ощущал на своей шкуре. Я отрёкся от своей семьи, надел доспехи Клыков Фенрира и стал верно служить военачальникам Пандемониума. Я помню их всех… Лучше, чем своих детей. Но, дракан меня дери, я ещё люблю свою семью… Хоть и знаю, что они давно умерли. Как умерли их дети, и дети их детей. Мы с тобой похожи, Кенсаи. Все Даэвы похожи. Нас объединяет общее горе, дарованное нам вместе с чёрными крыльями.
Воительница обернулась. Она потупила взгляд с несколько мгновений и тихо произнесла:
– Я думала, это только моё бремя…
Квасир взял себя в руки и осмелился положить ладони на плечи женщины.
– Моя вечность тоже скоро иссякнет, – проговорил он. – Я уже чувствую, как сил возвращаться к кибелиску становится всё меньше… Эти века я не был одинок – со мной были мои воспоминания. Но теперь мне не хватает их, я хочу большего, – бессмертный внимательно посмотрел в глаза Кенсаи. – А ты?