За красными ставнями
Шрифт:
Дюрок выглядел ошеломленным.
— Мне кажется, вы не только помогли этому человеку, но и защищаете его. Хорошо, Бентли не убийца. Но вы не можете отрицать, что он взломщик и грязный вор!
Г. М. задумался, позабыв о завтраке.
— Знаете, полковник, вы делаете правильные выводы на основании фактов, но не видите мотивов и не в состоянии понять обычные человеческие существа.
— Тогда объясните мне!
— Билл Бентли, — продолжал Г. М., — единственный преступник-спортсмен, если его вообще можно назвать преступником…
— Quio? [117]
— …которого я когда-либо встречал. Вот почему он и Альварес отлично ладили друг с другом. Если бы вы видели лицо Билла, когда Альварес назвал его «спортсменом» перед боем с Колльером… Но вас там не было. А теперь подумайте: кого грабил Бентли?
— Кого грабил?
— Вы сами говорили мне, что Бентли никогда не грабил частные дома. Иными словами, он никогда не брал ни пенни у того, кто мог хоть как-то пострадать от потери. Он грабил только крупные ювелирные фирмы или богатые маленькие банки, которые прочно защищала страховка. Вы когда-нибудь думали об этом?
117
Как это? (фр.)
— Как бы то ни было, это противозаконно!
— О, безусловно, — согласился Г. М., лениво откинувшись на спинку качалки. Лицо его вновь стало безмятежным. — Однако меня, как старого грешника, это не так уж шокирует. Ограбление крупных компаний уж очень похоже на обман букмекеров или налогового ведомства. Во всех трех случаях это честная игра.
Последовала очередная пауза.
— А теперь, — осведомился Г. М., — хотите услышать подлинную, личную, человеческую причину, по которой я помог Бентли бежать?
— Да! — Лицо полковника опять побагровело. — Если вы можете ее назвать!
Приходится с прискорбием отметить, что все благодушие Г. М. мигом испарилось. Он выпрямился, звякнув посудой.
— Потому что мне нравились они оба! — рявкнул он. — Вот и все! Особенно эта малышка Пола. Вы говорите о том, что она будет «сожалеть до конца дней». Чушь! Я бы скорее сбросил Сатану с его адского трона, чем позволил вам разбить ей сердце, арестовав ее мужа! Не лезьте ко мне с вашим высокоморальным вздором — это не сработает. И не болтайте о «законе» и «правосудии», — мы оба знаем, что они существуют, только когда мы требуем их для себя. Так что засуньте их, куда вам нравится!
Полковник Дюрок облизнул пересохшие губы. Во время монолога Г. М. цвет его лица менялся несколько раз.
— Вы бы нарушили любой закон ради дружбы… — пробормотал он, потом подошел к балюстраде и посмотрел на холмы Танжера. Рядом с ним стояла мраморная ваза с пурпурными цветами. Дюрок сорвал один цветок и стал нервно теребить его, поглядывая на мраморную нимфу.
— Вы бы сделали то же самое, полковник, — спокойно заговорил Г. М„чья вспышка гнева улеглась столь же внезапно. — Более того, судя по тому, что я о вас знаю, вы уже неоднократно так поступали.
— Ба! — произнес Дюрок, не поворачиваясь, но и не отрицая это предположение.
Г. М. переключил внимание на завтрак. Ветчина, колбаса, тосты и яйца были съедены до последней крошки. Он потягивал кофе, когда Дюрок заговорил снова, обращаясь к холмам:
— Меня ведь предупреждали! Разве я не знал о проделках этого человека в Америке? Это ужасно! Он утаивал от полиции доказательства, отправил в тюрьму мэра Риддлберга, в Нью-Йорке бегал по Лексингтон-авеню в ночной рубашке от стреляющей в него полиции, шантажировал комиссара Финнегана…
— Сынок, я только искал правосудия…
Полковник со вздохом повернулся и подошел к Г. М.
— Друг мой, — произнес он совсем другим тоном, — как официальное лицо, я не могу одобрять ваши дикие представления о законе. Но не думайте, что я не понимаю их.
Он протянул руку, которую Г. М. горячо пожал. Оба были смущены, как во время их первой встречи на этом же балконе. Будь они парой пьяниц — потребовали бы к завтраку бутылку виски, чтобы разрядить атмосферу. Но полковник нашел другой выход.
— Слушайте, — сказал он, — я знаком со всеми фактами, но по-прежнему многого не понимаю. Может быть, вы расскажете всю историю снова и объясните, как вы находили ключи к разгадке там, где я их не видел?
— Присоединяюсь к этой просьбе! — воскликнула Морин Холмс, входя на террасу.
Морин, в темно-зеленом платье под цвет глаз, выглядела здоровой и счастливой, хотя и несколько озадаченной.
— Я знаю, что Пола и Билл бежали, — продолжала она. — Но каким образом Железный Сундук исчез на брюссельской улице? Как он заставил алмазы и сундук исчезнуть, когда я была там? У меня остается больше часа до визита к Хуану…
Морин села. Полковник Дюрок придвинул себе стул.
— Говорите! — сказал он.
— Ладно. — Г. М. затянулся сигарой. — Я начну с самого начала, когда я прибыл в Танжер на одном самолете с этой упрямой нахальной девицей… заткнитесь!., и никто из нас еще не слышал о Железном Сундуке. Полковник был хитер, как Макиавелли [118] и Том Сойер, вместе взятые. Он организовал мне встречу как великому пьянице и бабнику, каковыми я не являюсь… заткнитесь!., с целью заманить меня в дом и втянуть в эту неразбериху. Альваресу пришлось изображать человека-загадку.
118
Макиавелли, Никколо (1469–1527) — итальянский политический мыслитель. Признавал допустимыми любые средства ради укрепления государства.
Пола Бентли присутствовала там в качестве представителя своего мужа из британского консульства. По простоте душевной она сделала одно замечание. Я напомню вам его. — Память Г. М. хранила малейшую деталь. — «Билла вечно посылают в самые жуткие места писать отчет о грязи, бананах, машинах или чем-нибудь еще… К тому же Билл вернулся только три дня назад…»
Два факта — что ее муж много путешествует и что Лиссабон является авиацентром Западной Европы — тогда не отпечатались у меня в башке. На то не было причин.