За лесными шеломами
Шрифт:
— А ты бывал и в Новом-городе? — спросил Всеволод.
— Да где я не бывал, князь! Русь-матушку вдоль и поперёк исходил. На Афоне у святых отцов послушником жил, в Иерусалим ходил ко гробу Господню и у половцев в плену два года волочился. Я и имя-то нынешнее получил не от русского попа, а от цареградского игумена. При рождении же меня Ратибором нарекли.
— В плен-то как попал?
— У нас на Руси дело это нехитрое, ведь воюем почти без передышки, сам ведаешь. Твой родитель тогда с кем-то из родичей вёл спор из-за киевского стола. А родич-то позвал на помощь венгров да ляхов. Те и рады руки погреть на наших пожарищах. Знай грабь
— В бою?
— В бою. На Стугне-реке. Меня в тот раз булыжинкой из пращи угостили. Очнулся уже в колодках. Может, оно и к лучшему: будь я в памяти, живым навряд ли бы дался. Ляху, который меня заполонил, таскаться со мной было не с руки — он и продал раба божия половцам. Недёшево продал, за целую гривну. Я аж возгордился, князь, — шутка ли, гривну-то добрый конь стоит. А для половца конь дороже отца-матери, сам знаешь. На коне он воюет, конём брюхо набивает и кобылье же молоко пьёт. За два-то года и я кониной осквернился. — Отец Иван подумал немного и добавил: — Хотя, ежели правду молвить, не пойму я, чем жеребец поганее той же свиньи. Прости меня, Господи, за непотребные мысли.
Он перекрестился на икону и умолк: на звоннице в неурочный час загудел колокол. Всеволод накинул на плечи шубу и, забыв про шапку, бросился вон из горницы. Отец Иван вышел следом и увидел, что на княжой двор въезжает ватага конников. В переднем из них священник узнал Михаила Юрьевича. Князь Всеволод подбежал к брату и, отстранив стремянного, сам помог Михаилу спешиться.
Старший Юрьевич обнял меньшего и пошёл в терем, сильнее обычного припадая на правую ногу. С крыльца навстречу ему уже спускался князь Святослав.
— Ты хоть бы, подъезжая, вестника вперёд себя послал, — сказал Святослав, протягивая руки к Михаилу. — Измаяла дорога-то? Эка ты почернел да отощал.
Михаил в ответ только дёрнул плечом и, войдя в палату, сразу сел на лавку.
— Нога болит? — спросил Всеволод.
Михаил поморщился:
— Болит, Митя, хоть волком вой. Обе раны открылись. Князь Святослав кликнул ключника и приказал:
— Баню и прочее живой рукой готовь да после, ближе к ночи, Соломона-лекаря пришли в покои князя Михаила.
Ключник молча поклонился и исчез.
— Не томи, сказывай, — попросил Святослав.
— Сказ мой будет недолог. — Михаил криво усмехнулся. — Обвёл меня Ярополк вокруг пальца. Ещё с Москвы утёк в Ростов и стал собирать войско. Я же пошёл к Владимиру и был там принят с честию. Впрочем, об этом я вам отписывал.
— Мы письма не получили, — хмуро вставил Всеволод. — Должно, гонец был перехвачен по дороге. Дальше-то что вышло?
— Месяца три тому Ярополк подступил к Владимиру... Ох, и вспоминать неохота. — Михаил устало провёл ладонью по лицу, будто снимая налипшую паутину. — Тут подоспели рязанцы да муромцы и все окольные сёла пожгли. Было с Ярополком и тысячи полторы владимирцев, из тех, что сторону Якима Кучковича [21] ещё при Андрее держали. Я пробовал через послов устыдить Ярополка, говоря, что-де он слушает злодеев, погубивших его дядю. Напоминал и про крестное целованье — всё на ветер. Так просидели мы в осаде почти два месяца, а как есть стало нечего, пришли ко мне горожане: помирись, молят, с племянником, а сам удались на время и приходи назад с войском, мы-де тебя всегда примем. С тем я и выехал из города, не учинив с Ярополком никакого договора. Я ведь клятвы нарушать не привык, Митя знает.
21
Яким Кучкович — один из убийц Андрея Боголюбского.
Всеволод кивнул и посмотрел на князя Святослава. Тот подоил свои вислые усы и сказал смущённо:
— Ай да Ярополк, ай да внучек! Не только вас, но и меня, старика, провёл. Сейчас узнаем, вернулся ли из Вышгорода его братец.
Святослав снова позвал ключника.
— Князь Мстислав Ростиславич воротился с богомолья?
— Ждём со дня на день, князь-батюшка, — отвечал ключник. — Вторая седмица пошла, как уехал в Вышгород.
— Стало быть, он уже в Суздале, — тихо, будто про себя, сказал Всеволод и зло засмеялся.
— Что делать-то будем? — спросил Михаил, когда они остались вдвоём.
— А что прикажешь делать? Владимирцы переметнулись к Ярополку, ты же их пожалел. Пожалел изменников, которые преступили клятву! — Глаза Всеволода сузились. — Я бы ни за что не ушёл из города и дрался бы до последнего часу!
Михаил посмотрел на брата с испугом и изумлением:
— Бог с тобой, Митя! Как же я мог оставаться, когда дети от голода пухли? Ведь у меня в груди не кусок железа.
«Кусок теста!» — чуть не вырвалось у Всеволода, но он сдержался. Ему вдруг стало жаль брата. Да и что толку в попрёках?
Всеволод подошёл к окну. Сквозь слюду ребристыми столбами пробивалось не по-осеннему безмятежное солнце.
— Снега, — уже спокойно сказал он. — Снега нынче лягут коням по чрево. Вишь, на Дмитрия-то земля совсем суха.
— Ты к чему это? — удивился Михаил.
— А к тому, Миша, что зимние леса не для похода. Придётся ждать весны. Копить исподволь силы, обучать людей воинскому труду и ждать.
Глава 9
У народа глаз цепок и ухо памятливо. Надолго и накрепко запомнили владимирцы нового своего князя Ярополка Ростиславича. Прежде чем отворить ворота, горожане взяли с него клятву, что он не даст их в обиду ни ростовским боярам, ни суздальским, ни рязанским, а будет суд вершить по справедливости.
Гюря, бывший дружинник Андреев, напрасно кричал на вече:
— Дураки! Кому верите? Али вы не видели, как его войско наши сёла зорило да грабило? Одумайтесь, люди, не пускайте змею за пазуху!
Гюрю не послушали, и Ярополк въехал в город со всей дружиной и пособниками. На другой же день владимирцы почувствовали, сколь ласкова рука у их князя. Сразу после заутрени подъехал к Богородичной церкви конный отряд во главе с ростовским боярином Добрыней Долгим.
— Попа и казначея ко мне, — сказал боярин своим конникам.
Проворные молодцы вмиг исполнили приказание. Добрыня щёлкнул пальцами в дорогих перстнях и протянул руку:
— Ключи от казны.
— Не дам, — сказал казначей. — Это разбой.
— Это не разбой, а приказ князя. Поп, скажи казначею, чтоб отдал ключи.
Поп Микулица покачал головой:
— Побойся бога, боярин. Нешто вы половцы — святые церкви обирать?
Добрыня моргнул подручным, и те ловко завели казначею руки за спину.
— Вот они, ключи-то, на шее у него, — засмеялся один из молодцов, доставая нож-засапожник. — А ты, казначей, не дёргайся, не то по ошибке заместо тесьмы горло тебе перережу.