За любовь не судят
Шрифт:
Когда проехали половину пути, Юрко вдруг сказал.
— Сергей Сергеевич, мы не в общежитие едем, а на базу отдыха.
Базой отдыха на комбинате называли дачу на берегу Днепра.
— На базу отдыха? Это почему так? — удивился Григоренко.
— Там сейчас ваши мама и дочка.
— Мать и дочка?! — еще больше удивился Сергей Сергеевич. — Как они там оказались?
— Вчера приехали. Поездом. Я и вещи с вокзала перевез... Главный инженер хотел поселить их к себе, но ваша мама не согласилась. Тогда он распорядился разместить их на даче. То есть, простите, на базе отдыха... У нас там многие останавливаются...
— Гм... Значит, едем на базу... — сказал Григоренко и почувствовал, как вдруг радостно забилось сердце.
Снова замолчали.
«Сделала все-таки по-своему мать. Приехала в родной город сама. Не дождалась, пока заберу... Только ведь ничего в этом городе у нас не осталось. Где похоронены отец и сестра — даже неизвестно. Разве найдешь — в Днепровске фашисты расстреляли более девяноста тысяч. Население целого города!»
Григоренко вспомнил, что из командировок всегда привозил дочке подарки. Сегодня не привез. Не знал, что она здесь. Возвращаться в город, в магазин, тоже не хотелось. Спешил скорее увидеться. Мать встретила сына слезами, обняла его, прижалась лицом к груди.
— Вот мы и приехали, Сереженька. Не ждал?.. Прости, не могла там без тебя, сынок!
Он стал успокаивать мать:
— Конечно, я рад. Теперь мы опять вместе. Где же Иринка?
— Должно быть, к Днепру побежала... Понравилось ей здесь.
Мать была такой же, как и всегда, сколько он ее помнил,— скромно одетая, аккуратно причесанная, немного строгая. Только глаза сейчас влажные и на лбу появились новые морщинки. В уголках рта тоже.
— Мы расположились здесь, как дома. Заняли одну комнатку. Главный инженер распорядился... Уж слишком он предупредительный человек...
Григоренко мысленно усмехнулся. Мать наблюдательная, всегда точно определяет характер людей. «Слишком предупредительный...» Так и ему подумалось, когда впервые столкнулся с Комашко.
В комнате было прибрано. На стене мать успела повесить репродукцию картины Крамского «Неизвестная», которую как-то купила Клава. Даже лимонные деревца привезла!..
Вдруг в комнату вихрем ворвалась Иринка:
— Папка приехал! Папка!
Она кинулась к нему на руки, вскарабкалась, как белочка, и щечкой прижалась к его запыленной колючей щеке. Он поцеловал ее, подбросил вверх. Иринка завизжала от восторга и радости. Только теперь с особой остротой Григоренко почувствовал, что без дочки не смог бы жить.
— Ох, как она выросла!
— А как же! Перешла во второй класс!.. До школы отсюда близко?
— Да. От нашего нового дома совсем недалеко.
— От этого? Здесь так хорошо!
— Отсюда мы переедем.
— Куда? — спросила мать.
— Ко мне в общежитие. Там у меня комната.
— Почему не здесь?
— Видишь ли, мама, — несколько замялся Григоренко, — будет лучше, если мы отсюда переедем...
— Понимаю, понимаю, сынок, — сразу согласилась мать и стала готовить ужин.
Через полчаса все четверо — шофер Юрко отказывался, но Елизавета Максимовна не хотела и слушать — сели за стол. Григоренко, проголодавшийся в дороге, ел сосредоточенно, словно делал важное дело. Мать готовила очень вкусно. Особенно нравились ему макароны с сыром. Иринка посмеивалась над отцом, но и сама старалась не отставать от него.
Незаметно спустилась темная ночь. Ветерок доносил с Днепра перекличку пароходов и барж. Вдалеке вспыхивали светлячки — загорались огни большого города.
Глава пятая
Собрание проходило бурно. Все заварилось вокруг дробилки ЩКД-8. Говорили и «за» и «против».
Выступление главного инженера Комашко было долгим, обстоятельным, веским.
— В этом году, — закончил он, — об установке ЩКД-8 не может быть и речи. Все уже распланировано. Кто позволит нам нарушать титул? Где взять деньги? Я, конечно, за установку, но эту работу возможно начинать только с нового года.
«Это уже достижение, — усмехнулся Григоренко, оглядывая зал. — Главный, оказывается, тоже за ЩКД-8. Неужто перестал бояться, что план увеличат вдвое?.. Ну и перестраховщик!..»
Неожиданно выступили против дробилки главный механик Гамза и начальник снабжения Файбисович.
— Про установку ЩКД-8 говорить рано, — с места кинул Гамза, глядя прямо на Григоренко. — Еще фундамента нет! Не возведены стены корпуса! И вообще, по-моему, если уж и брать дробилку, то новенькую, с завода, а не какое-то неликвидное барахло!
— Где материалы, я вас спрашиваю?! — восклицал с трибуны начальник снабжения Файбисович и большим носовым платком вытирал широкую лысину. — Заявок на этот год не подавали! Все знают: цемент, металл и все прочее дают только по фондам! Как вы думаете поднять такое строительство? Это же не общежитие построить!..
— А что скажет товарищ Драч? — спросил Григоренко. — Начальник камнедробильного завода почему-то отмалчивается.
— Мое мнение вы знаете, Сергей Сергеевич, — поднялся долговязый Драч. — Я — за установку мощной дробилки... И чем скорее, тем лучше! .. Чего это мы тут дебаты разводим. Каждому ясно, что дальше так работать нельзя. Наша задача — давать стране гранит, щебень. Сколько мы даем? Курам на смех! А можем давать вдвое, втрое больше! И то мало будет. Посмотрите, сколько людей к нам за щебнем едет?!
Выступление Драча убедило остальных. Никто больше не просил слова. Все ждали, что скажет директор.
Григоренко не любил долгих речей. Говорил и сейчас конкретно, по-деловому:
— Товарищи, с сегодняшнего дня главным объектом строительства у нас становится корпус первичного дробления. Арнольд Иванович, — обратился он к главному инженеру, — надо все силы мобилизовать, чтобы вытащить это звено.
— Однако у нас есть и другие важные объекты, Сергей Сергеевич, — откликнулся Комашко. — Сроки введения их в эксплуатацию определены титулом! Их тоже надо строить! Да и денег на корпус первичного дробления отпущено мало. Практически их почти нет!