За милых дам
Шрифт:
— Мне нужно с вами поговорить, — очень спокойно сказала Анна.
— А я вас приглашала? — полюбопытствовала Марина, прикладывая к губам салфетку.
— Нет…
— В чем же дело?
— В том, что мне нужно с вами поговорить.
— А мне вот, к счастью, не нужно.
Марина задумчиво взяла в руки тарелку с тостами…
Правда, ее несколько озадачил спокойный, уверенный тон Анны.
Аня неожиданно шагнула к столу, достала из пакета, который держала в руках, хрустальный бокал и поставила перед Волковой на стол.
— Напрасно, Марина Вячеславовна, вы так уверены,
Марина была совершенно огорошена Аниными откровениями. Но убедить ее оказалось очень сложно.
— Неужели и это вам ничего не доказывает?! — Аня еще раз продемонстрировала Волковой странный белый налет на стенках бокала, из которого Марина незадолго до этого пила в компании с Ритой скотч. — Это сильнейший медицинский препарат. Разве это не доказательство? Не факт?! Мы провели тщательный анализ.
— Доказательство чего?! Факты можно трактовать по-разному…
— И как же вы их собираетесь трактовать?
— Ну… Скажем, Рита это и вправду делала… Но, возможно, это просто медвежья услуга… из лучших, так сказать, побуждений. Видите ли… Она всегда очень заботилась обо мне… Особенно последнее время, когда… ну знаете, у меня в жизни произошли некоторые не самые радостные события…
— Знаю, — лаконично заметила Анна, давая понять, что на этих подробностях можно сэкономить время.
— Ну так вот! Я последнее время была не в лучшей форме. Настоящий нервный срыв. И, поскольку я принципиальный противник всяких медицинских снадобий… Кроме аспирина и вот этого, лучшего на свете лекарства, ничего больше не употребляю… — Марина кивнула на четырехгранную бутыль с янтарной жидкостью. — Кстати, хотите выпить?
— Спасибо, нет.
— …В общем, вполне возможно, что Рита просто решила без моего ведома меня полечить.
— Вы хорошо себе представляете, чем могло закончиться такое лечение?! В скором времени вы могли бы превратиться в инвалида, психически неполноценную развалину.
Марина побледнела:
— Да… но понимаете… Рита могла этого и не знать… она ведь не врач. Где-то что-то слышала про какой-то чудо-препарат. Достала… Она могла и не предполагать, что возможны такие последствия. Свинство, конечно. Но скорее всего она просто заботилась о моем психическом состоянии. Она просто помешана на лекарствах. Считает, что медицина способна решить все проблемы. Ну вот и решила сделать меня, без моего согласия, счастливой.
— Не сомневаюсь, что это у нее бы получилось! Еще несколько таких регулярно повторяющихся доз… И вы превратились бы в овощ! В гриб «с человеческим лицом»… С вечной дебильной счастливой улыбкой на лице. Из мыслящего, контролирующего себя человека вы очень скоро превратились бы в некое идиотическое существо, способное только к растительному бессмысленному существованию.
— Можно я маленько отхлебну? — попросила Марина, чувствуя, как от ужаса у нее холодеют ноги. — Поймите в конце концов… Это моя лучшая, единственная подруга… Вы знаете, например, что мы дружим с ней с детства? Да что там… Сколько я себя помню! Лет с трех, если не раньше…
— Полагаю, за это время человек мог измениться.
— Но
— Думаю, что ее интересует не эта заключительная, растительная фаза, к которой тем не менее неизбежно приводит применение таких препаратов. А стадия промежуточная, когда человек становится послушным, управляемым. Когда ему можно внушать определенные действия…
— Определенные? Это какие же?
— Какие?! Да любые… В принципе абсолютно любые… Но в данном конкретном случае… Вы были когда-нибудь у нее дома?
— Да сто раз… естественно.
— В Мишинском переулке, дом девять?
Марина молчала.
— То есть вы хотите сказать, что никогда не слышали о таком адресе?
Марина растерянно кивнула:
— Да.
Ее непоколебимая уверенность была растоптана в этот момент. Милая, знакомая, как собственная ладонь, любимая подруга Рита… вовсе, оказывается, не была ей так открыта. Оказывается, она даже не знает, что у Риты есть другая квартира в Мишинском, дом девять.
— И что же это за дом? — осторожно поинтересовалась она.
— Ну, такое… аккуратное небольшое кладбище.
— Как вы сказали?
Аня постаралась объяснить.
Высоко подняв от изумления брови, Волкова слушала Анютин рассказ…
— А вы-то как туда попали? — полюбопытствовала она.
— Маленький секрет. После неоднократных покушений на его жизнь человек делает вещи, о которых раньше и подумать не мог.
— Странная, конечно, квартира… но не очень. Похожа на храм. — Марина вздохнула: — Это все ее муж. Он погиб полтора года назад. Отличный был мужик. И все так неожиданно случилось. Настоящая трагедия. Если бы вы знали, что с ней тогда творилось. Это ведь была самая влюбленная пара, которую я когда-либо видела в жизни…
— Трогательно.
— Не стоит иронизировать. Не тот случай… Конечно, это немного странно — мне казалось в последнее время, что она пришла в себя после этой трагедии… Ожила… Мне казалось, что время подлечило эту боль… Рана затянулась. И то, что Рита вдруг устроила такой храм, да еще в неизвестной мне, какой-то загадочной квартире… Это, честно, для меня сюрприз. Откуда она вообще у нее?!
— Арендует. Две тысячи долларов в месяц.
— Господи… откуда у нее такие деньги? Она ведь совсем небогата.
— Я бы тоже хотела это выяснить.
— Однако… — Марина опять вздохнула. — Повесить на стены фотографии любимого человека… Это еще не преступление.
— Сто сорок четыре.
— Сколько?!
— Вот именно. Согласитесь, есть черта, за которой нормальное человеческое чувство начинает выглядеть аномалией.
— Многовато, конечно… Но разве кто-то установил регламенты горя? Кому определять, что тут нормально, а что нет? Может быть, никогда не утешиться — это-то как раз и есть нормально… А выскочить замуж через пару месяцев, «башмаков не износив, в которых шла за гробом…», как тонко заметил молодой человек по имени Гамлет, — аномалия. Сколько женщин поступают именно так: чуть потужат и живут дальше как ни в чем не бывало. Вы ведь не станете обыскивать их квартиры? Хотя почему такое поведение более нормально, чем настоящее, непреходящее горе?