За морем Хвалынским
Шрифт:
Неожиданно для себя он заснул, а проснулся оттого, что вокруг поднялся вой, бешеный клубок людей визжал, вырывая друг у друга что-то очень уж вонючее, скользкое, — видимо, стражники сбросили куски какой-то туши, успевшей протухнуть. Алекса невольно содрогнулся, когда один такой скользкий кусок упал ему на голову, и сразу сюда бросились люди, чуть не затоптав его у стены, ощупывая его руками в гадкой, вонючей жиже.
Его затошнило, закружилась голова. Отполз в сторону, следя за тем, как летели сверху куски мяса, боясь, чтобы не дотронулся до него кто-нибудь из дерущихся. Вспомнил, что в поясе есть мелкие деньги. Дождался, пока утихнет вой, жадное чавканье вокруг и стоны. Крикнул наверх:
— Продайте
Стражник наверху наконец склонился над ямой:
— Паршивый пес, мы еще не все у тебя забрали?
— Во имя Аллаха, великого и милосердного, только одну лепешку! — крикнул Алекса.
Наверху посовещались, потом сбросили лестницу. Алекса полез вверх, и сразу же в лестницу вцепились люди, отталкивая его, также поползли к свету.
— Вы, отродье Иблиса, прочь! — заревели сверху.
Но люди лезли упрямо, с белыми, безумными глазами, — туда, вверх, к солнцу, к свету!
Тогда лестницу сильно встряхнули — раз, второй… Люди отлетели прочь, с ними Алекса.
— Первому, кто тут появится, проломлю голову! — разъяренно заревел один из стражников. Скомандовал Алексе: — А ты — лезь. Но если не будет монеты, можешь прощаться с твоей паршивой жизнью!
Алекса лез, стараясь, чтобы глаза привыкли к свету, пока не появится перед стражниками. Он должен успеть — иначе его вывернут, прощупают каждую складку на одежде и снова скинут вниз, в вонючую яму, откуда дороги к жизни нет. Он должен смотреть им в глаза, должен говорить с ними. Недаром же столько лет раздумывал над тем, что такое человек, в чем его сила и слабость… Недаром же искал и пробовал собрать воедино таинственную силу, которой наделен, как говорят священные книги Авесты, каждый из людей, но не каждый об этом знает и догадывается…
Он протянул монету главному из стражников, который, издевательски смеясь и предчувствуя веселую минуту, подмигивал своим сообщникам. Протянул и впился в него взглядом.
— Ты, Аль-Джасас, не обманешь меня, хотя и считаешь паршивым парсом, магом! Ты дашь мне лепешку, только одну лепешку, чтобы я смог есть не дохлятину, а святой хлеб, который так же дорог мне, как и тебе, мусульманину, внуку бедуина!
Издевательская усмешка сползла с лица Аль-Джасаса. Он машинально взял монету в один фельс, стоял, не отрывая глаз от удивительного пленника. И Алекса смотрел, не мигая.
— Дай скорее мне лепешку, и я полезу назад, в зиндан!
— Дайте ему! — Аль-Джасас махнул рукой, и стражник быстро развернул белую ткань, подал Алексе большую лепешку, посыпанную кунжутом [105] .
— Спасибо, отец, — поклонился Алекса пожилому стражнику. — Спасибо и прими совет: ешь жареную саранчу из-под озера Катирани! Тогда ты, может, проживешь больше, чем год, иначе водянка тебя доконает!
Рука стражника содрогнулась, темные, опухшие руки затрепетали, он невольно выпрямился.
105
Кунжут — растение, семя которого напоминает коноплю.
— Наш лекарь отказался от меня, а ты, бродяга, знаешь, что у меня водянка? Откуда?
— Не нужно десяти пар глаз, чтобы увидеть твой опухший живот и черные тени под глазами! Еще раз говорю тебе — не проводи ночи над чашей с вином, а ешь жареную саранчу и только из-под озера Катирани!
Он взялся за поручни.
— Эй ты, послушай! — нерешительно окликнул его старший стражник.
Алекса обернулся, посмотрел молча.
— Ты откуда знаешь, что меня зовут Аль-Джасасом и что я внук бедуина?
— Мне подсказали звезды, — спокойно ответил
— Если ты знаешь, о чем говорят звезды, почему не выберешься из темницы? — все еще издевательски, но с некоторым оттенком уважения спросил пожилой стражник. — Мы, которые не умеем этого, держим тебя под охраной, ты в нашей власти.
— Мухамед также бежал от врагов, прятался от тех, кто хотел его убить, хотя он знал, что не умрет. Я поступаю так же, хотя я бедный лекарь, который вылечил больного мусульманина и за это получил зиндан.
Стражники пошептались, потом один из них выступил вперед:
— Ежели ты знаешь, чем можно помочь больному, подскажи, почему у меня шатаются зубы, как гнилые подпорки, и что можно сделать, чтобы они снова стали крепкими?
— Я мог бы дать тебе лекарства, но для этого мне нужно иметь мискаль розовой воды, пчелиного воска и горной смолы. И возможность хорошо все измерить так, чтобы лекарства помогли, а не навредили. А для этого нужно, чтобы душа была спокойна от забот и мук. Здесь же ничего этого нет.
И он снова направился к лестнице. Стражники стояли, остолбенело смотрели, как он спокойно спускается вниз…
Но не прошло и часа, как его снова вызвали наверх. Аль-Джасас отвел его в тесный, без окон закуток, где стояла скамья. Когда-то здесь, видимо, была комнатка для допросов и пыток: в стене виднелся толстый металлический круг, рядом — ржавая цепь. В углу стояла жаровня с углями, покрытыми давней пылью.
— Будешь тут жить… — сказал ему Аль-Джасас. — Будешь тут жить и — готовить лекарства. За это мы будем кормить тебя и даже время от времени угощать вином, а возможно, и приводить женщину. Но ни одна душа не должна знать о тебе, ибо для других ты давно умер. Если будешь послушным, через некоторое время мы выпустим тебя во имя Аллаха великого и милосердного. А теперь — вот тебе воск, смола, вода из роз и померанца. Делай лекарство для Измаила, а там посмотрим!
Алекса понял — они решили сделать из него собственного невольника, чтобы вместе пользоваться плодами его работы. Он огляделся. Здесь тоже тюрьма, но она хотя бы не в подземелье, где свет божий невидим. Свобода здесь ближе — она вот за этой запертой дверью. Может, поможет ему Велес, как-нибудь откроется дверь, и высшие силы выведут его отсюда!
Потянулись дни, длинные, однако занятые работой. Стражники иногда приводили в помещение людей из ближайших кишлаков. Аль-Джасас осматривал их, расспрашивал о признаках болезни. Алекса, прикованный толстой цепью, сидел за открытой дверью, смотрел в щелку, слушал. Потом дверь закрывалась, ему приносили все нужное для приготовления лекарств, и он растирал в белой ступке миндаль, воск, орехи, настаивал воду на цветах, готовил отвары. Целыми днями, прикованный цепью за ногу так, что едва доставал до порога, он сидел над столом, раздумывал, заваривал травы. Комнатка его преобразилась, в ней запахло жилым, пыль была старательно выметена стражниками, они, получая всё большие доходы, берегли Алексу, как берегли бы породистое животное. Больных приходило к зиндану все больше, Аль-Джасас становился все толще… Алекса однажды поинтересовался, почему сюда ни разу не заглянул кади — судья. Что же, он не знает, что зиндан стал Меккой для окрестных больных? Но молоденький стражник, который всегда зачарованно смотрел на него, наблюдая за таинственными движениями пленника, шепотом, косясь на дверь, рассказал, что судья получает свою долю из доходов и потому ничего не замечает. Берет и мулла, который однажды в мечети сказал, что на стражника Аль-Джасаса легло благословение Аллаха и он получил от небес подарок — понимать тайны болезней.