За отвагу

Мороз Владимир

– Есть, товарищ старшина, – кивнул Василий, – а с этим что? – он указал на пленного.

– Проверь, как связан, и дай воды попить, а то вон какой бледный. Еще помрет случайно, не хочется брать лишний грех на душу. Автомат поближе ко мне пододвинь, мало ли что. Все, Васька, ступай, некогда нам здесь засиживаться. Тишкевич, наверное, с ума сходит.

Василий, кивнув, направился к выходу и через минуту уже исчез между деревьями. Быстро сориентировавшись по солнцу, он взял курс на юго-запад, чтобы поскорее выйти к Днепру, делавшему около Лоева резкий поворот. Через несколько часов пути начались приречные болота, пройти через которые и выйти к воде без помощи проводника было невозможно. Тогда он стал обходить их стороной, стараясь

найти более проходимое место. При этом один раз чуть не нарвался на немецкий разведывательный дозор, расположившийся прямо на перекрестке двух лесных дорог.

Вначале Василий почувствовал едва уловимый запах чужих сигарет. Моментально превратив свое тело в пружину, готовую выпрямиться в любую минуту, он со всей осторожностью двинулся в ту сторону, откуда исходила опасность. Бесшумно пробираясь между деревьями, Василий приблизился к краю полянки. На ней стояло два броневика, развернутых друг от друга. Стоявшие за пулеметами немцы лениво смотрели по сторонам. Остальные солдаты лежали на земле неподалеку, нежась на солнышке. Кто-то курил, другие дремали.

Василий осторожно, стараясь не шуметь, удалился. Затем, обойдя по широкому радиусу злополучный перекресток, двинулся дальше. Удалось найти пару выходов к реке, но все они контролировались небольшими группами гитлеровцев, пристально наблюдавшими за противоположным берегом. На той стороне, более крутом, чем этот, Василий даже без бинокля увидел бугорки свежей земли. Значит, там держит оборону наша армия. Но как туда попасть? «Видит око, да зуб неймет», – пришла на ум поговорка.

Река в этом месте оказалась довольно широкой. Если бы старшина был здоров, то ночью они бы легко, соорудив небольшие плотики из камыша или густого кустарника и сложив туда одежду и оружие, перебрались на другой берег. Даже пленного можно было заставить плыть рядом, заткнув ему рот, чтобы не орал. Но как дотащить сюда раненого? Для его транспортировки нужен плот побольше, желательно из бревен или толстых жердей. Только как его построить здесь, практически под боком у немцев? Они-то вряд ли куда отсюда уедут. Скорее всего, это дозоры, стерегущие подступы к реке и ведущие наблюдение за нашими частями на том берегу.

Тихонько полазив в прибрежных камышах, Василий попытался найти хоть какой-нибудь старый полузатопленный челн: мало ли, вдруг местные здесь рыбу ловят? Но ничего найти не удалось. «Ну ладно, расскажу об увиденном старшине, а там что-нибудь придумаем», – решил он, отправляясь в обратный путь.

Уже вечерело, когда Василий, ведомый каким-то непонятным чувством, вышел прямо к пилораме. Старшина лежал с белым как полотно лицом. Не обращая внимания на что-то мычащего сквозь кляп немца, Василий бросился к Кузьмину и, опустившись на колени, стал хлопать его по щекам, решив, что тот без сознания:

– Товарищ старшина! Федор Николаевич!

Кузьмин испуганно дернулся, открыл глаза, отшатнулся:

– Васька, ты что, сдурел? Что творишь-то?

Василий довольно выдохнул:

– Живой! Я зашел, смотрю, вы лежите и не шевелитесь, – начал он объяснять свое поведение, – испугался жутко. Решил, что сознание потеряли.

– Тебя бы, дуралей, так разбудить! Кондрашка едва не схватил, – недовольно буркнул Кузьмин. – Доктор недавно приходил, рану почистил, вот меня и разморило с устатку.

– Извините, товарищ старшина, испугался сильно, – продолжал оправдываться Василий.

– Ладно, ничего, только ты следующий раз, прежде чем по морде лупить, вначале убедись, что человек не спит. А то у кого-нибудь сердце может не выдержать от такого обращения, – спокойным голосом закончил читать мораль Кузьмин и тут же перешел к делу: – Перво-наперво отведи немца до ветру, с утра мается, а потом расскажешь о результатах своих поисков.

Закончив возиться с пленным, Василий подробно рассказал старшине об увиденном. Старшина задумался, затем подвел неутешительные итоги:

– Ну

да, немцы сейчас будут здесь силы наращивать. Все участки, где можно к реке подойти, под контроль возьмут. Будут готовиться к форсированию. Прав был Тишкевич. Эх, задержались мы сильно! Переправиться в этом месте мы не сможем. Тем более с немцем. Я у него спрашивал, он плавать не умеет. Придется большой плот сооружать, да только, во-первых, я тебе помочь не могу, а во-вторых – немцы не позволят. Так что придется действовать по другому плану, возвращаться и обходить Лоев с востока, забирать поближе к Чернигову. Там, правда, две переправы, но немцев столько не будет. Может случиться, и какую-нибудь лодку найдем.

Когда начало темнеть, пришел Константин Егорович. Принес бутылку с водой, немного еды.

– Ну а теперь свежие новости, садитесь поближе, – сказал он, присаживаясь к старшине.

– Значит, так. Немцы приехали аккурат часов в десять. Много. Мотоциклы с пулеметами, пяток бронемашин таких интересных, спереди колеса, сзади гусеницы, а сверху пулемет стоит. Ну и десяток грузовиков. Согнали всех жителей, потом офицер ихний бумагу зачитал, причем, подлюка, на русском языке шпарил почти без акцента. В бумаге было о том, что они освободили нас от жидов-большевиков, от рабства и так далее, то есть послушаешь – сам мессия к нам пожаловал. Потом сказали, что за укрывательство всех, кто не нравится новой власти, – расстрел. Ну и там целый список зачитал: солдаты и командиры Красной армии, коммунисты, евреи и так далее. Колхоз наш распускать не будут, сказали, чтобы с завтрашнего дня все вышли на работу ради великой Германии, которая ждет урожая. То есть, я так понимаю, теперь все зерно немцам уйдет. Хорошо, что колхозное стадо успели в эвакуацию отправить вместе с пастухами. Только это было всего неделю назад. Успели они пройти или нет, пока не знаем. Старостой назначили нашего бухгалтера. Маленький такой, вредный. Про таких обычно говорят: «Мал клоп, да вонюч». Чувствую, нахлебаемся мы с ним. Этот и перед старой властью все подхалимничал, а новой вдвойне начнет зад лизать.

– А председатель-то ваш куда делся? – перебил монолог старшина.

– Он вместе с участковым в лес ушел перед самым приходом немцев. Мужиков, которых призвать не успели, с собой увел. Ну и с соседних сел тоже некоторые в лес подались. Партизанить, наверное, будут.

– А ты-то, Константин Егорович, чего с ними не ушел? Вроде крепкий же мужик.

– Крепкий-то я только с виду. Пошел бы, да сердце слабое, полгода назад инсульт был, еле оклемался. До сих пор нельзя тяжести поднимать – потом сердце всю ночь болит, вздохнуть не могу. Председатель сказал, что без меня управятся. Глазами своими меня назначил. Сказал смотреть да все примечать.

Когда Константин Егорович ушел, Василий ненадолго отвязал немца, чтобы тот размял затекшие руки и ноги. Пленный долго не мог встать, настолько все онемело. Потом несмело под присмотром Василия побродил кругами по цеху. Он не понимал, что нужно от него этим русским. Если взяли в плен, то почему не ведут в разведотдел или штаб, то есть куда положено. И самое главное – что с ним будет дальше? Этот раненый днем спрашивал, умеет ли он плавать. Зачем? Они будут переправляться через речку, куда так быстро продвигалась его часть, к которой он так и не успел присоединиться. Проклятый чирей! Все из-за него! Сейчас бы спал себе спокойно после сытного ужина. Но надо же, приходится сидеть в этом сарае с двумя сумасшедшими русскими, а самое главное, что жизнь висит на волоске. И может быть, в итоге убьют за то, что он не умеет плавать. Но когда он мог этому учиться, сутками напролет пропадая на полях! Да и рядом не было никакой более-менее подходящей для этого лужи. Иногда плескались с братьями в маленьком пруду, который находился в старом песчаном карьере. Но там воды было всегда ровно по колено. Так что о том, чтобы научиться плавать, как это умеют многие, речи даже не шло.