За отвагу

Мороз Владимир

– Сюда идите, – сказал он, поднимая лампу над головой.

Василий заметил, как за занавеской мелькнуло испуганное женское лицо. Втроем они подошли поближе к хозяину. Тот, возвышаясь над ними, осматривал ночных гостей.

– А это что за гусь? – кивнул он на немца.

– Не гусь, а Ганс, – улыбнулся Василий. – Мы его в плен взяли рано утром, но не успели к своим выйти. Товарища старшину ранило сильно, вот и задержались.

– А, ну я слышал, что под Лоевом плавучих мостов понастроили. Взорвали, значит?

– Взорвали, – кивнул головой Василий. –

Нам бы рану посмотреть да перевязать нормально, лишь бы столбняк не начался. Поможете? Может, врач в деревне есть?

– Доктор? – хозяин на мгновение задумался. – Доктор имеется. Правда, он больше коровам хвосты закручивает, вицинаром зовется. Но мужик грамотный, мы у него всем селом лечимся. А в город в больницу едем, когда уже совсем что-то тяжелое. Да что ж вы стоите? – засуетился он вдруг. – Давайте в хату, старшина-то ваш вон уже плетью висит, видать, совсем сил не осталось.

– Янка! – громко крикнул он, войдя в дом, – быстро одевайся и к Игнату Поликарповичу дуй. Скажи, что у нас командир раненый. Пусть поспешит.

Со стоящей около стены широкой скамьи подскочил мальчишка лет десяти и стал торопливо одеваться. Хозяин между тем распоряжался, указывая жене, сидевшей около сына:

– Ганна, топи печь. Надо воду греть. Обязательно пригодится. Так, хлопцы, – он повернулся к Василию с пленным, продолжавшим поддерживать Кузьмина, – командира вашего вот сюда кладите, – он показал на скамейку, стоящую в середине комнаты около стола, – и пойдем со мной к колодцу. Воду поможете притащить.

В полутьме Василий заметил, что с печки на них смотрят еще несколько детских глаз. Хозяин, перехватив его взгляд, тут же прикрикнул на детей:

– Ну-ка, спать быстро! Чтобы ни одного не видел, увижу – ремня дам.

Детей как ветром сдуло.

– А немец что, и вправду настоящий? Не шутишь? – спросил хозяин, когда они набирали воду из колодца.

– Сам у него спроси, если не веришь, – улыбнулся Василий.

– А как спросить?

– Ну, скажи ему: «Хэнде хох», только громко.

– Хэндэ хох! – рявкнул хозяин.

Немец от неожиданности уронил ведро и, не став его поднимать, резко вскинул вверх руки. И замер, не понимая, чего от него хочет этот мужчина.

– А что это он руки задрал? – удивился хозяин.

– «Хэндэ хох» – это «руки вверх» по-нашему, а так как немец человек военный, то он и выполнил приказание, – объяснил Василий поведение пленного.

– Ишь ты, – восхищенно закачал головой хозяин, – и правда, живой немец. Никогда раньше не видел. Я сюда ровно пятнадцать лет назад из-под Твери приехал в школе работать, у нас их отродясь не было, а местные, кто здесь родился, еще кайзеровцев помнят.

Через двадцать минут прибежал полный человек с абсолютно лысой головой. В руке он держал небольшую сумку. Немного отдышавшись на крыльце и вытерев платком пот с лысины, он без стука вошел в дом.

– Это наш доктор-вицинар, Игнат Поликарпович.

– Да какой я тебе вицинар, Константин Егорович, ты же в школе работаешь. Что, слово «ветеринар» никак не выучишь?

– Да

не обижайся ты, Поликарпович, тебя все так в деревне зовут.

– Ладно, показывай больного.

Они подошли к старшине. Тот слабо дышал, сдерживаясь, чтобы не застонать от боли.

– Ну, товарищ военный, не взыщи. Я хоть и коровий да овечий доктор, но кое-что могу и у людей подремонтировать.

Он наклонился над раненым, затем принялся срезать засохшую от крови повязку. Василий, не желая отвлекать врача от работы, вышел с пленным во двор, уселся на крыльцо. Мимо то и дело сновала жена хозяина с тазиком.

– Может, помочь? – подхватился было Василий, но та только махнула рукой:

– Да сиди уж! Без тебя помогатых хватает.

Вскоре вышел сам Константин Егорович, присел рядом.

– Значит, в Лоеве уже немец? – нарушил он тишину.

– Скорее всего, – кивнул Василий.

– Получается, что завтра-послезавтра и до нас доберется, – тяжело вздохнул хозяин. – Сильный он, фашист этот, ишь как прет, без остановки. Ну ничего, Наполеон в свое время так же резво скакал, да только еле живой уполз. И этот никуда не денется.

– Знаю, – Василий кивнул в сторону пленного, – вон уж каких доходяг призывать стали! Значит, скоро выдохнутся окончательно. Нам политрук говорил, что это план такой – заманить фрицев поглубже на свою территорию, чтобы им назад пути не было.

– А политрук твой о тех, кого вы здесь оставляете, подумал? О детишках, бабах, стариках? Им-то каково здесь будет?

– Это все временно, скоро повернем назад, – взволнованно ответил Василий. Об оставляемых на оккупированной немцами территории жителях он думал часто. Отступая через хутора, деревни, города, солдаты везде встречали один и тот же осуждающий взгляд тех, кому предстояло здесь жить после их ухода.

– Временно? – Константин Егорович задумался о чем-то своем, затем кивнул головой: – Ну, дай бог, чтобы твои слова да подтвердились. Но чувствую я, нахлебаемся мы тут горюшка. Что с пленным-то своим делать будете? – он кивнул на сидевшего невдалеке немца.

Василий тоже перевел на него взгляд, затем пожал плечами:

– Не знаю пока, как старшина скажет. По мне бы в расход пустить, и дело с концом.

– В расход? – Константин Егорович посмотрел прямо Василию в глаза. – А за что?

– Ну как за что? – не понял тот вопроса. – Он же немец, враг, пришел к нам с войной.

– Он же сейчас безоружный! Для него война уже закончилась.

– И что? Он враг, а врага надо беспощадно уничтожать, так сказал сам товарищ Сталин!

– Ну, если сам Сталин сказал, – улыбнулся Константин Егорович, – то оно конечно. Только ответь мне на вопрос: если в плен никого не брать, кто после освобождения будет строить то, что разрушили? Мужиков-то наших война эта ох как выкосит! К нам уже пять похоронок прийти успело. А у нас-то в деревне дворов раз-два и обчелся. Страшно даже про всю страну представить, сколько голов будет положено ради победы. Получается, что опять все бабы да детишки восстанавливать будут?