За пять веков до Соломона
Шрифт:
Моисей покраснел, но сдержался и лишь ледяным тоном отрезал:
— Спасибо за совет, но в твоих услугах я больше не нуждаюсь. Думаю, дальше сам справлюсь.
— Как скажешь, Моисей…
В тот день Аарон, как обычно, глядел в сторону лагеря. Елисавета должна была вот-вот появиться. Солнце клонилось к закату, расцвечивая горы вокруг яркими огненными сполохами.
Где же она, почему задерживается? Не случилось ли что?
Вдруг маленькие ладошки закрыли глаза Аарона. Тотчас на лице появилась улыбка, тревожное настроение вмиг улетучилось. Он нежно взял руки Елисаветы и легонько потерся о них щекой. Девушка отдернулась и засмеялась:
— Колючий!
Аарон одним прыжком вскочил на ноги и обнял Елисавету, нос привычно прижался к лицу возлюбленной, вдыхая аромат розового масла.
— Опять? Сколько ты отдала на этот раз за царские благовония?
Елисавета мягко отстранилась:
— Какая разница, Аарон. Ведь это для тебя.
Они простояли, обнявшись, еще несколько минут, потом Аарон почувствовал, как просыпается голод.
— Что ты принесла сегодня?
Юный сотник с жадностью накинулся на нехитрую снедь. Пресный хлеб казался вкуснее любых лакомств со стола фараона. Ведь был приготовлен Елисаветой, его Елисаветой!
Девушка, по-прежнему улыбаясь, смотрела, как Аарон поглощает одну за другой лепешки, запивая чистой водой. Заходящее солнце опять золотило темные волосы. Только лицо на этот раз казалось не румяно-розовым, а бледно-белым, словно залитым свежесдоенным молоком.
— Что нового в лагере? — спросил по привычке Аарон.
Елисавета не ответила. Она смотрела, не моргая, на юношу и улыбалась в пол лица.
Внезапно сердце Аарона похолодело. Что-то было не так, неправильно. Через миг он понял: на смертельно бледном лице Елисаветы проступала не улыбка, а гримаса боли.
Возлюбленная тихо ойкнула и завалилась на бок.
— Елисавета, что с тобой? Что? — Аарон затряс девушку за плечи, но это не помогло.
Его взгляд скользнул вниз по телу и с ужасом замер на двух красных пятнышках на щиколотке.
Нет, не может быть! Это же не то, о чем он подумал?
Аарон вскочил и помчался по следам Елисаветы.
— Только не это, только не это, — отзывалось в голове в такт бегу.
Пять шагов, десять.
— Нет! — вопль прорезал вечернюю тишину.
Отпечатки маленькой ступни отчетливо выделялись на песке в локте от знакомого логова. Где, как обычно, лежала, свернувшись кольцами, кобра. ЕГО кобра.
Елисавета, зачем ты подошла с этой стороны? Чтобы приятно удивить? А почему ничего не сказала о змее? Или сама не обратила внимания, посчитала, что поцарапалась об острый камень?
Изнутри поднялась волна ярости. За что? Всего пару дней, как он нашел возлюбленную, единственного человека, который его понимал, а теперь глупые боги собрались украсть ее!
Кровь ударила в голову, звериный крик разнесся по пустыне. Глаза наполнились слезами, а кулаки замолотили по земле. Кобра, почувствовав движение, грозно зашипела и поднялась в боевую стойку. Аарон не стал дожидаться смертельного броска. Не обращая внимания на туман в очах, он резко схватил змею и одним рывком оторвал голову.
Через мгновение Аарон стоял на коленях над Елисаветой и, отчаянно сплевывая, отсасывал кровь из ранки. Только бы успеть, только бы справиться!
Кожа на щиколотке покраснела, девушка так и не приходила в себя. Оставалось последнее средство. Кряхтя и постанывая, Аарон взвалил Елисавету на плечи и побежал.
Каждый шаг давался с трудом. Самый маленький холмик становился непреодолимой преградой: ноги то вязли в песке, то срывались вниз, скатывающиеся камни больно били по босым ступням, а руки не могли ничем помочь — бережно придерживали тело девушки. Вечерний воздух жег горло и легкие, но юноша не останавливался. Голова Елисаветы болталась вверх-вниз в такт шагам Аарона.
На одной из вершин сотник на миг задержался, чтобы перевести дыхание, и в этот момент Елисавета открыла глаза.
— Что ты делаешь, Аарон? — слабый шепот был едва различим.
— Молчи, тебе нельзя говорить. Береги силы.
— Куда ты меня несешь?
— В лагерь, Елисавета. Там есть жрецы, что смогут помочь.
— Нет, Аарон, не делай этого! — у умирающей девушки вдруг прорезался голос. — Там лучники стоят. У них приказ — стрелять в тебя без раздумий.
Аарон не слушал. Он сгибался под тяжестью девичьего тела: две недели на воде и хлебе не прибавили сил. Ноги все больше спотыкались о камни, острые края резали подошвы в кровь, но Аарон упорно двигался вперед.
Он бежал, потом быстро шел, чтобы через мгновение опять бежать. В голове шумела кровь, в боку отчаянно кололо. Глаза ощупывали дорогу, а сам Аарон все прислушивались к рваному дыханию Елисаветы. Только бы успеть, только бы донести!
Вот вдали показались темные очертания шатров, стали видны сполохи вечернего костра, что взлетали в небо.
— Стой! Кто идет? — слева со скрипом натянулась тетива.
— Я — Аарон, — вместо слов из воспаленного горла донесся хрип. — Не стреляйте, у меня Елисавета. Не стреляйте.
— Остановись и не двигайся. Еще шаг и я спущу тетиву, — и одновременно в другую сторону. — Командира сюда.
Аарон осторожно положил Елисавету на песок, припал ухом к груди. Сердце стучало, но Аарону показалось, что совсем слабо.
— Позовите Моисея, быстрее. Она умирает, — закричал он в тишину.
Вдали раздавались торопливые команды, но никого не было видно. Куда все подевались, почему так долго возятся стражники?
Аарон вытянулся во весь рост, пристально всматриваясь в ночную темноту.