За решеткой
Шрифт:
Я закрыл и запер люк без эксцессов. Бишоп сел на кровать, потому что ноги его уже не держали. Он смотрел на свой рисунок, затерявшись в мыслях.
— Я всегда с нетерпением ждал наших с ней встреч.
— Я знаю.
— Она по-своему поддерживала мою связь с внешним миром. Этими фотографиями. И ее историями.
— Что, если теперь приедет Джален? Ты с ним увидишься?
— Он не приедет.
— А если приедет?
— Не приедет.
Смысла спорить не было, так что я сменил тему.
— Сегодня
Он не ответил, его разум затерялся в прошлом, пока он продолжал изучать набросок на стене.
— Она может согласиться работать за гонорар в случае успеха, если дело окажется надежным.
— Зачем? Если меня отсюда выпустят, это не оплатит ее услуги.
— Если она добьется нового судебного процесса и выиграет его, реабилитировав тебя, то она также может выбить компенсацию. Ошибочное осуждение и заточение почти на двадцать лет дает тебе право на огромный иск. Тебе выплатят много денег, и она это знает. Вот так она и получит гонорар.
— Мне плевать на деньги, или компенсацию, или как ты там это называешь. Я хочу выбраться отсюда.
— Знаю, и возможно, она согласится бороться за тебя. Вытащить тебя. Если она победит, ты будешь свободен.
Бишоп опустил подбородок, перестав смотреть на рисунок, и повернулся лицом ко мне.
— Ты уж прости, босс, но я как-то не радуюсь.
— Я понимаю.
Я достал сложенный бланк согласия из кармана и снова прислушался к Дугу. Вот-вот начнут разносить завтрак, и я знал, что тогда наше время закончится.
Отперев люк, я подозвал Бишопа.
— Мне нужно, чтобы ты это подписал. Это позволит нам обсуждать тебя и твое дело. Она сказала, что если возьмется, то придет встретиться с тобой и все объяснит.
Он вернулся к двери, взял бумагу, просмотрел ее и кивнул.
— У меня больше нет ручки. Они все забрали.
Я нашел ручку на своем ремне и передал ее через дверь. Бишоп подписал бланк и вернул его. Закрыв и заперев люк, я убрал бланк обратно в карман.
— Я знаю, ты стараешься, босс. Я благодарен тебе. Немногие люди готовы пальцем о палец ударить ради кого-то вроде меня.
— Они не знают тебя так, как я.
Легкая улыбка приподняла уголки его рта, но почти так же быстро скрылась.
— Ты заставляешь меня мечтать о вещах, о которых я не имею права мечтать.
— У тебя есть все права мечтать о них. Я сделаю все возможное, чтобы воплотить те мечты в жизнь, но мне нужно, чтобы ты доверился мне и не сдавался.
— Я попробую.
Это лучшее, на что я мог рассчитывать. Я сверился со временем и вздохнул.
— Вот-вот принесут завтрак. Мне надо идти. Как думаешь, сможешь не ввязываться в проблемы?
Он кивнул и окинул взглядом свою пустую камеру.
— Я попробую.
—
Глава 16
Пиво было кислым на вкус (и это точно отражало мое настроение), а музыка пульсировала в ритме с моей головной болью. Размеренные гулкие басы какой-то новомодной панк-группы, которую я никогда не слышал. Толпа посетителей в «Бочке» пятничным вечером была густой, и нам с Хавьером повезло занять последний свободный столик.
— Прекрати выглядеть таким страдающим, — он пихнул меня в руку, привлекая мое внимание. Я и не осознавал, что хмуро пялился в свое пиво.
— Я не страдаю. У меня болит голова, и это, — я помахал рукой в воздухе, имея в виду музыку, — не помогает.
Мы выбрали этот популярный гриль-бар в Ливингстоне, потому что Хавьер неделями нахваливал его. Мы оба работали в утреннюю смену, так что пришли сюда примерно в пять, надеясь поесть и уйти до того, как буйные студенты заявятся для порции пятничной выпивки.
— У тебя болит голова, потому что ты спишь.
— Знаю. Слишком много всего в голове вертится.
Хавьер потягивал пиво, косясь на меня с задумчивым выражением на лице.
— Что? — рявкнул я, когда он не продолжил сразу же.
— Да разговоры пошли.
— Какие разговоры?
— О тебе. О Бишопе.
— И что говорят?
— Что ты много времени проводишь у его камеры. Что вы много перешептываетесь.
Откуда они узнали? Я был осторожен и следил, чтобы рядом не было других надзирателей, пока мы с Бишопом вели свои долгие беседы.
— Заключенные болтают, знаешь же. Они слушают. Они видят. Они делятся. Ты не такой скрытный, как думаешь.
Я потягивал свое кислое пиво, отказываясь реагировать на его заявление.
— Слухи дойдут до Рея, и ты опять окажешься у него в кабинете, если не будешь осторожен.
— Меня это не волнует.
— А должно волновать. Может, они и не знают настоящей причины, по которой вы с ним так много говорите, но их подозрения могут направиться в совершенно иное русло, которое навредит тебе по-другому.
— В смысле? — я глянул в сторону бара, гадая, где наша еда и почему так долго.
— В прошлом у нас были надзиратели, которых заподозрили в помощи организации побега или контрабанде вещей, которые заключенным не положено иметь. И такое случалось в других местах. Ты понимаешь, как выглядят твои действия? Ты так волнуешься, как бы все не узнали, что ты гей, но ты игнорируешь другое впечатление, которое ты создаешь. Не менее негативное впечатление, позволь добавить. Такое, которое может оборвать карьеру.