За решеткой
Шрифт:
На другой стороне он подтолкнул мне бумаги, и я заполнил всю необходимую информацию, чтобы пройти в комнату посещений.
Без знания Бишопа я добавил себя в свой список его посетителей и сказал им сообщить ему, что сегодня к нему пришел адвокат. Это должно было стать сюрпризом. Мне не терпелось увидеть выражение на его лице.
— Ты получил на это разрешение?
— А надо?
— Понятия не имею, приятель. Никогда не видел, чтобы надзиратель навещал заключенного, если только это не член семьи.
—
Блэр взял их и осмотрел.
— Да, нет проблем, — он передал их обратно. — У тебя максимум час, поскольку он в списке с ограничениями.
— Понимаю.
— Иди в ту дверь. Ты все время должен оставаться сидящим, и используй телефонную трубку справа от тебя. Повышенные тона, крики или споры приведут к сокращению визита.
Я кивнул, когда Блэр открыл передо мной дверь. Странно было находиться по эту сторону. Комната была маленькой и душной. Вентиляция во всем здании была паршивой. Бишоп ждал по ту сторону плексигласового стекла, опустив голову и смотря на свои руки. Цепи сковывали его по запястьям. Его сопровождающие уже ушли.
Когда я вошел, это заставило его поднять голову, и он вздрогнул, широко раскрывая глаза, когда я подошел ближе и сел напротив. Я взял трубку со стены и жестом показал ему сделать то же самое. Он замер от шока и не шевелился.
Двумя руками он потянулся к трубке и зажал ее между ухом и плечом, наклонив голову так, чтобы удерживать трубку и оставить руки свободными.
— Босс?
— Я вот думаю, может, тебе стоит начать называть меня Энсоном.
— Что ты тут делаешь?
— Навещаю друга. Какие-то возражения?
— Нет, нет. Вовсе нет. Я удивлен.
— Хорошо. Так и задумывалось.
Он осмотрелся по сторонам, подмечая камеры, после чего повернулся обратно.
— То же, что и везде. Они записывают, но это никто не смотрит, если нет необходимости.
— Я знаю, но твое решение прийти сюда не может быть мудрым, босс. Они услышат об этом и захотят знать, что происходит. Откроют эти записи и просмотрят. Послушают.
— Я подумал об этом. Мне плевать. Мы же друзья, так? Нет правил, запрещающих мне быть твоим другом.
Мы оба знали, что тут нечто большее. Вопрос в том, насколько большее. Мы не обсуждали наши чувства и не могли сделать это без риска.
— Как у тебя дела? — спросил я.
— Тяжело. Одиноко. Как насчет тебя?
— Да нормально. Слишком много работаю, мало сплю, типичное течение моей жизни.
Уголки его губ приподнимались в улыбке. Мне это понравилось и захотелось большего.
— У меня есть, что тебе показать, — я похлопал по пакетику, который положил на столик перед окном. — Хочешь посмотреть?
Он покосился на стопку снимков.
— Что ты принес?
Я достал фотографии и повернул их
— Не сердись, но я ездил к Джалену. Мне нужно было кое-что обсудить с ним. Касаемо адвоката. Так вот, он дал мне эти фото, чтобы показать тебе. Он подумал, что тебе понравится.
На лице Бишопа пронеслись смешанные эмоции, но любопытство победило, и он кивнул на стопку в моих руках.
— Покажи мне.
— Ладно, но тебе придется помочь мне, потому что я не знаю деталей и всей истории, как ты.
Я взял верхнее фото. На ней два брата сидели на невысокой каменной стене, окружавшей сад, изобиловавший красками. Было лето, на них обоих были надеты бежевые шорты на резинке и простые футболки. Оба широко улыбались тому, кто делал фото. Бишопу было около десяти, а Джален выглядел примерно на четыре годика.
Я развернул снимок и прижал к окну, как делала его бабушка на прошлых визитах.
Глаза Бишопа с минуту бродили по фотографии, губы приоткрылись, взгляд затерялся в прошлом.
— Это сад бабочек. Дедуля водил нас туда по выходным, когда мы были маленькими. Чтобы дать бабуле передышку от нас. За визит туда приходилось платить, а после он вел нас в огромный парк напротив. Там была изумительная горка с поворотами, — он поднял скованные руки и дотронулся до фото через плексиглас. — Мы были такими маленькими.
— Ты был миленьким ребенком.
Бишоп усмехнулся, но его взгляд не отрывался от фотографии.
— Я был задирой. Вечно шпынял Джалена. Он постоянно меня донимал. Вечно копировал меня, ходил за мной хвостиком. Это сводило меня с ума.
— Он восхищался своим старшим братом.
— Наверное. Не знаю, почему.
Я положил фотографию и взял вторую. Снова два мальчика, на сей раз их лица были разрисованы под Человека-паука. На них были надеты костюмы, а в руках они держали наволочки.
— Хэллоуин, — сказал Бишоп, и его глаза блестели. — На этом фото мне тринадцать. Я помню. Бабуля сказала, что если я хочу ходить по домам и просить «сласти или страсти», то я должен взять с собой брата. Джалену было семь. А если бы я отказался, то меня бы не пустили, потому что тринадцатилетние мальчики уже слишком взрослые для такого. Так что я согласился.
— И конечно, Джален захотел такой же костюм, как у тебя?
— Ага. Я весь вечер притворялся, будто он меня раздражает, но мы хорошо повеселились, если честно. Дом на углу раздавал большие шоколадные батончики. Мы были в таком восторге, что спрятались за соседской машиной и съели их до возвращения домой. Бабуля была бы в ужасе, если бы узнала. Она строго следила за нашим потреблением конфет. А дедуля забирал все самое хорошее, говорил нам, что это отравлено, и только он может это съесть, потому что у него иммунитет.