За решеткой

Джеймс Никки

— Ты поедешь домой ко мне, если захочешь. Я буду рад принять тебя у себя. У меня есть свободная комната. Я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе адаптироваться. Помогу найти работу, если захочешь, или свое жилье. Помогу встать на ноги.

Такое будущее ему тяжело было представить. Доказательство этого отчетливо виднелось на его лице. Он не мог вообразить, что такой день правда наступит. Мир, о котором я говорил, был иллюзией.

Он не ответил.

— Слушай, я не хотел вдаваться в формальности, но хочу, чтобы ты знал — Джален поможет мне заключить

договор с адвокатом. Она хороша в своем деле, Бишоп. Возможно, для тебя это лишь фантазии, но если будет по-моему, то это станет реальностью. Вот увидишь. Верь. Я сделаю все возможное, чтобы вытащить тебя.

Бишоп нахмурился, переваривая мои слова.

— Что ты сказал Джалену? Про... тебя и меня.

— Что мы друзья. Какие бы предположения он ни сделал на основании этого, это всего лишь предположения.

Я не говорил Бишопу, что Джален наверняка подозревает, но также не сказал, что его брат сам скрывает свою ориентацию. Это уже между ними.

— Ты будешь скрывать, кто ты, когда выйдешь на свободу? — спросил я.

— Если выйду.

— Так будешь?

— Не знаю. Сложно представлять себе другую жизнь. Здесь не остается сомнений, что секреты спасут тебе жизнь. На свободе... все иначе. Мне нравится думать, что я позволил бы себе свободу на всех уровнях, где это будет возможно.

— Стоит это обдумать.

Но это все было слишком абстрактным для него; я видел это по глазам.

По двери позади меня постучали, и Блэр просунул голову.

— Время вышло. Прощайтесь.

В тот же момент со стороны Бишопа за ним пришли два надзирателя. Джин и Сонни. Мы получили ожидаемые странные взгляды, но они ничего не сказали.

Интимного прощания не было. Никаких слов про тоску, которые готовы были слететь с губ. Наш безмолвный обмен взглядами сказал все, что мы не могли произнести. Бишоп медленно моргнул, как я замечал за ним прежде, и это выражало привязанность. Я ответил тем же, давая знать, что я понимаю.

Я повесил трубку со своего конца. У Бишопа трубку забрали, и мужчины открепили его цепи от пола.

Затем его увели.

Было ли глупо надеяться? Может быть. Но у меня не было другого выбора. Я не собирался сдаваться.

***

— Ты не думал, что тебя заводит тот факт, что он недоступен? Тебе нравится секретная фантазия о том, чтобы трахнуть убийцу? А может, у тебя фетиш на то, когда тебя покоряют и заставляют терпеть пожелания жестокого парня. А может...

Я швырнул подушку в голову Хавьера, заткнув его и едва не заставив расплескать пиво. Он расхохотался.

— Заткнись и смотри игру. Он не убийца, и у меня нет фетишей, — я помедлил. — Этим я готов поделиться.

— О! Круто. Выкладывай.

— Нет, — я усмехнулся в свое пиво и сделал глоток.

Было воскресенье, и «Далласские Ковбои» играли против Филадельфии. Хавьер настоял, чтобы я пришел в гости посмотреть игру, поскольку у нас обоих был выходной. Мелани сидела на кухне с подругой с работы, потому

что не любила футбол.

Уже наступил ноябрь. Погода сделалась холоднее... по крайней мере, так утверждал Хавьер. Как по мне, +18 — это роскошь. Дома в это время года вполне часто выпадал снег, так что техасская версия холодной погоды меня не смущала.

Джален дважды связывался со мной после моего визита и сказал, что заполнил все необходимые бумаги для получения выплаты по страховке его бабушки. Но потребуется время для соблюдения всех формальностей. Тюремное заключение Бишопа создавало осложнение, поэтому они разбирались с деталями. Я предложил приехать несколько раз и забрать бумаги, которые Бишопу нужно было подписать. Мы надеялись разобраться с этим к декабрю.

Так что ситуация с адвокатом пока стояла на паузе.

За это время я еще раз навестил Бишопа и отработал смену в его секции. Четыре раза я брал дополнительные смены, чтобы побыть рядом с ним. Пока никто ничего не говорил. Ходили слухи, я чувствовал на себе взгляды и сталкивался с несколькими разговорами, резко обрывавшимися, когда я входил в комнату для персонала.

Среди надзирателей назревали подозрения. Хавьер говорил, что не слышал ни слова про мою ориентацию. Пока что. Их спекуляции пока касались лишь моих мотивов. Но он каждый день предупреждал меня, что это скоро изменится. Стоит лишь кому-то одному предположить, что я гей, и все рванет.

Я играл с огнем. Поздней ночью, когда мне не спалось, мой бок ныл, напоминая мне, почему я изначально оставил прежнюю жизнь позади.

— Ребята, хотите закажу пиццу? — крикнула Мелани с кухни.

— Было бы здорово, куколка, — сказал Хавьер и спросил у меня: — Какую начинку ты предпочитаешь в пицце?

— Да я непривередлив.

— Это я уже понял, но это не отвечает на мой вопрос.

— У меня уже заканчиваются подушки, чтобы кидать в тебя.

— «Мясное трио» устроит?

— Да. Но без ананаса. Это уже ни в какие ворота.

Хавьер запрокинул голову и крикнул своей девушке:

— Мясное трио и с двойной порцией ананасов, детка.

Я запустил в него свой последний снаряд, но он ожидал этого и со смехом отбил атаку.

Мелани заглянула в гостиную.

— Фу, Энсон, ты серьезно? Ананасам не место на пицце.

— Никаких ананасов. Твой парень ведет себя как мудак.

— Хавьер, будь лапушкой. Крылышки тоже хотите?

— Да, пожалуйста, — хором ответили мы.

На следующие тридцать минут мы увлеклись игрой. Из меня еще не сделали фаната «Ковбоев», но Хавьер купил мне кепку и настоял, чтобы я надевал ее на каждую игру, что мы смотрели вместе.

Когда доставили пиццу, мы пошли на кухню, чтобы наполнить тарелки. Мелани передала нам салфетки. Когда Хавьер потянулся к кусочку, я остановил его руку.

— Секунду. Дай я сфоткаю, — я вытащил телефон и подготовил кадр, подвигая коробку крылышек, чтобы все влезло.

— Ты что делаешь? Ты же не из тех людей, которые выкладывают все приемы пищи в соцсети?