За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?
Шрифт:
После встречи я чувствовала себя довольно плохо, хотя видимых причин для того не было, напротив, мы договорились, что она приедет с ночёвкой за день до поездки на скалы. Вечером у меня было плохое настроение, тяжёлые, тягуче-вязкие мысли грузом давили на сердце. Поняла я причину только поздно вечером: она оказалась из того большинства людей, которым не нужны лучшие друзья, которых устраивает большое количество полу-близкого народа. Поэтому она не вспоминала обо мне четыре месяца - я для неё такая же, как и все остальные, только история поглубже уходит во время, но вряд ли это важно для таких людей. Вот теперь я разбита. Как раньше уже не будет. Почему мне никто об этом не напоминал по сто тысяч раз в день? Как раньше никогда не бывает. Время - самое беспощадное из расстояний.
Мало того, что нельзя доверять предателям, никогда нельзя тянуть их обратно в свою жизнь, так ещё и простая ненужность. Я не нужна. Потому что её пока-что никто не нужен. Никто конкретный, никто особенный. Просто одно лицо из серой массы.
"Когда тебя предали - это все равно, что руки сломали. Простить можно, но вот обнять уже не получится". Лев Николаевич Толстой.
Для неё я никогда не буду значить столько же, для неё никогда я не буду бесценна, бесконечно и предано любима. Я завиждую близнецам, счастливым близнецам, которые любят и ценят своё единственное бесконечное право на другого человека. Даже не верится, что всё так просто. Мне было плохо без неё, я с ума сходила и думала, что если она вернётся - будет достаточно. Но она уже не вернётся, моя Таня потеряна, её больше нет и не будет. А мне надо это пережить. Как угодно.
Сегодня утром я проснулась в состоянии, словно уже умерла. Мне было не заснуть обратно, мне было не подняться. С тяжестью в теле, с болью в голове. Она не вернётся, потому что её нет. Нужна ли мне эта чуждая незнакомка, за которую я всё цепляюсь и держусь? Наверное, нет.
"Ни один человек не может разделить нас. Никто не может быть важнее наших отношений".
"Мы просто не можем представить жизнь друг без друга".
"Мы всем делимся друг с другом".
"Просто по отдельности мы правильно не функционируем".
"Без Билла я бы чувствовал себя очень одиноким".
"Мы не можем жить друг без друга".
"Что самое ценное есть у вас в жизни? Том: "Билл". Билл: "Том".
Я завидую им чёрной завистью. Я умираю без неё, я верила, что это всё относится и к нам. Но я, разумеется, ошиблась. Это относится ко мне. Это для меня наши отношения - самое важное в жизни, а она вряд ли когда-нибудь вообще произносила в мыслях фразу "наши отношения". Отношения - это не о нас, да, Таня? Я делила каждое мгновение, всё, что было в моей жизни, а она отмалчивалась и отмалчивается до сих пор. И одиночество гнедёт только меня, а она не помнит, не скачует, не волнуется. И живёт спокойно. Её бы не каснулось омй отстутствие, она бы не заметила. И уж точно в голову бы не пришло назвать мой имя на такой вопрос.
Вчера вернулись со скал. В первую очередь Таня приехала в начале двенадцатого. Я встретила её у метро, зашли в магазин за продуктами. В магазине увидела одну из известнейших в наших темных кругах девушку - директора лесбийского клуба с её девушкой. Была рада и расстроена одновремено. Дома я показала Тане фотографии из двух наших прошлых поездок на скалы, вскоре легли спать - впервые я оставила её в гостиной, а сама пошла к себе. В этом не было скрытого смысла, просто на сон оставалось меньше шести часов и не хотелось нагружать себя лишними заботами.
Утром довольно быстро собрались и выехали. Дорога длинная, особенно, когда не знаешь, куда ехать. Часа за три с половиной мы добрались до ближайшего к озеру посёлка, выясняли, как можно подъёхать, искали дорогу, спрашивали прохожих, заезжали в странные тупики, ездили по грунтовым дорогам с обрамлявшими их мучно-пыльными деревьями. Погода была замечательной, ярко светило солнце, на небе ни облачка. Через полтора часа скитаний мы всё же добрались до стоянки, где нужно было оставить машину, что мы и сделали. Нацепили рюкзаки и отправились в путь.
Дошли за пятьдесят минут, поставили две палатки, разобрали вещи, обустроили быт на ближайшие два дня. Так как скалолазанием мы с Таней не занимаемся, а у отца болит нога, делать, в общем-то, было нечего. Оформили ужин, сходили за водой к озеру, перед закатом прогулялись, нашли рукомойник и канистру, прибрали к себе, вновь сходили за водой. Совсем вечером ражогли костёр, посидели. Ночью довольно долго говорили в палатке, обсуждая всё-таки что-то серьёзное. В тот день почему-то несколько раз сама собой поднималась тема ранней беременности, в частности говорили про это ужаснеёшее шоу "Беременна в 16". И всё было хорошо. На следующий день гуляли, купались, я наконец-то поплавала вечером. На этом берегу озера скалы, так что метров пять проползла - в купальнике и босиком. Виды прекрасные, особенно, с середины озера. Вечером сходили к автомобилю - полуторочасовая прогулка по жаре. За день вымотались, уснули даже без "спокойной ночи". А на следующий день уже уезжали. Прогулялись до основной скалы, посидели там, собрались и уехали.
Всё время я думала о нас. Вечером, когда смотр имеели на закат появилось желаие обнть её, но через секунду я поняла, что это просто моё романтическое настроение, к ней не имеющее отношения. Разлюбила я её давно, а в нашей дружбе не вижу смысла. Я не доверяю ей. Она говорила про будущую поездку на восемнадцатилетие - уже не в Амсердам, а в Париж, - про может быть совместное поступление (правда, учиться вместе только один год), про пятнадцатилетие нашей дружбы, которое будет через два года... А я старалась даже особо её не слушать. Размышлений добавил ещё один эпизод, произошедший в дороге, по-моему, ещё на пути к скалам: одна из её "ближайших" подруг написала, что не видит смысла в проддолжении общения с ней. Таня показала мне СМС и пояснила: "Видимо, она собственница, ей не нравится, когда я гуляю с другими. Я пишу иногда в "контакте" "Как дела?", но она меня игнорирует". Во-первых, ни черта она не понимает в дружбе, настоящей, я имею в виду. Мне ведь тоже хотелось бы, чтобы Таня была только со мной, не делить её с десятками людей, не ждать в очереди, пока у неё не появится время на меня. Во-вторых, задело то, что её она "пишет". Мы два года почти не общались, последние четыре месяца не общались абсолютно, да и до этого на протяжении года всё наше совместно времяпрепровождение было обусловлено только моими стараниями. И она ни разу не написала "как дела?". Ни разу не позвонила. Ни разу не вспомнила.
Помимо всей этой радости, как я вижу, её смущает моя ориентация. Не знаю, в каком именно плане, но её неудобно. Она странно посматривает на ленту, ей некомфортно, когда я каким-либо образом (на словах) обозначаю свою "радужность", когда обращаю её внимание на всяких личностей из числа ЛГБТ (видя на улице, ту же директоршу клуба мы видели вместе). Дома показала ей мой около-секретный ящик с флагами-листовками-прочей ерундой. Тоже глянула как на что-то запретное, может, неприличное. Двоякое у неё отношение.
После этого всего в последнюю из ночей в походе приснился неприятный сон, в котором я совершала каминг-аут как лесбиянка перед ней. Мне было стыдно, неловко. Всё в каких-то приглушённых, но всё же ярких оранжево-розовых цветах заката. Мне было почти физически неприятно признаваться, словно я боялась, что она ударит, нет, просто причинит боль: не с помощью кулаков, словами, взглядом, перемено в отошении. Концовки у сна не было.
Понимаю, я сама намудрила с признаниями, Таня ведь была первой, кому я сказала о свой нетрадиионности и говорила я о бисексуальности. Но на мой взгляд это совершенно не должно быть важно.