За землю отчую.
Шрифт:
Гордей махнул рукой:
Ладно, поглядим на месте.— И тронул коня.
Когда атаман и порубежники добрались наконец до княжьего стана, там уже все было готово к походу. Кони оседланы, воины в шлемах и кольчугах. Дружина ждала наказа к выступлению, но Владимир медлил, не торопился (* 1о давать, надеялся, что Никитка и Алешка вернутся. Он привязался к молодым воинам, которые первые пошли за ним, хотел сделать их своими стремянными, да и каждый меч в его небольшом отряде был на счету. Князь в полном боевом облачении, нетерпеливо прохаживался по лесной поляне, бросал по сторонам хмурые взгляды, ожидая парией... «Может, в ночи сбились с дороги!..» — с надеждой вначале думал он. Но время шло, и тревожная мысль, что с Никиткой и Алешкой что-то случилось, все больше овладевала им. «Эх, надо было не сих юнцов, а кого постарше да поумелей послать!..»
Князь Владимир уже смирился с тем, что ждать парней нечего, и готов был отдать наказ к выступлению, как вдруг на другом конце стана послышались громкие, возбужденные голоса.
«Что там случилось — неужто пригнали все ж?!.» — Владимир сразу повеселел, поспешил туда. Заметив бежавшего навстречу ему десятника княжеской дружины, крикнул:
Эй, Гаврила, что там?
И в ответ услышал радостное:
Приехали наконец, черти окаянные! Да не одни, с ними еще трое!
Кто такие?
Одного признали: начальный над порубежниками был, когда Ольгу Федоровну от татар вызволяли. Других двух ранее никто не видел, но, должно, тоже вой — в шлемах, при мечах.
Князь ускорил шаги, за ним едва поспевал десятник. Дружинники, завидев Владимира, расступились. Не обращая внимания на остальных, он подошел к Никитке и Алешке, нахмурившись, грозно спросил:
Где вас нечистая носила? Почему не вернулись вовремя?!.— И, обращаясь к десятнику, приказал: — Всыпать им, Гаврила, кнутов!
Парни побледнели, потупили головы. Гордей, зло сверкнув глазами, молча переглянулся с Васильком и Федором, но лицо сквирчанина оставалось бесстрастным, а тарусский порубежник лишь покачал головой. Атаман, чтобы погасить свой гнев, крепко, до боли в руке, сжал рукоятку меча, отвернулся. Но, когда по знаку десятника к молодым воинам подошли дружинники, не сдержался, воскликнул:
Погоди, княже! Ты поначалу выслушай их, а наказать всегда успеешь.
Князь с изумлением смотрел на чернобородого пришельца, осмелившегося поучать его. Голубые глаза его потемнели. Еще недолго — и быть беде!..
Василько бросился к Владимиру, шепнул ему что-то. Князь теперь уже с любопытством взглянул на чернобородого и приказал отпустить парней.
Говори! — кивнул он Никитке.
Но тот, мрачный, взволнованный, молчал — его приязнь и расположение к молодому князю куда и делись. Тогда заговорил незлобивый, отходчивый Алешка. В нескольких словах поведал о том, что с ними произошло.
Взгляд Владимира смягчился. Ненадолго наступило молчание. Но вот тарусец снова повернулся к Гордею, строго прищурившись, спросил:
А ты зачем сюда пожаловал? Кто таков, какого роду- племени?
Атаман выдержал его взгляд, ответил твердо:
Из лесных людей я!..— И, помолчав, произнес уже поспокойнее: — А пришел за помощью, звать тебя вместе с нами люд русский из ордынской неволи освободить!..
«И впрямь, конец света — душегубцы за Русь поднялись!» — мелькнуло в голове у Владимира, но рассказ атамана выслушал внимательно. Когда тот умолк, князь, еще не веря ему, задумчиво обронил:
Значит, на село мое хотите напасть, полон отбить у татар... Так ли сие, Василько? — неожиданно обратился он к порубежнику.
Так, все так, княже! — подтвердил тот.
Что ж, истинно замыслили вы дело знатное! Пойдем и мы с вами! — решил Владимир.
Было уже за полночь, когда лесовики и дружинники вышли к окраине села. Дул холодный, пронизывающий ветер. В призрачном свете клонящейся к закату луны дивными казались очертания полуразрушенных изб — ордынцы разбирали их на дрова для костров. Чуть в стороне виднелись многочисленные татарские юрты.
Где полон? — спросил атаман у Клепы.
Вона, гляди! Видишь: две избы целых, а за ними : загон большой, где раньше свиней держали? Теперь там пленники. Свиней ордынцы в амбар загнали и пожгли...
Совещались недолго. Первыми, направляясь в обход села, скрылись в лесу дружинники князя Владимира. Одновременно исчез в темноте Клепа с тарусскими крестьянами. Остальные во главе с Гордеем и порубежниками стали пробираться к ближним избам. Едва они достигли их, как ночную тишину прорезали громкие крики, конский топот, свист. Тотчас послышались вопли, звон оружия, ржание лошадей.
Сунув меч под мышку, атаман заложил пальцы в рот, оглушительно свистнул и бросился вперед. Следом, стара-
с і* поспеть за вожаком, с возгласами: «Слава! Слава!..» — бежали станичники.
С вечера рябой Епишка и трое других воров, служившие поводырями у ордынцев, бражничали в уцелевшей избе п і дальней окраине села. Попивая белый и красный меды икрепкую брагу, неистово хвалились друг перед дружкой, кто сколько ясыря пригнал, вытряхивали из мешков награбленное и пожалованное татарскими десятниками добро - сермяжные зипуны и овчины, серебряные чарки и ковши, оловянные тарелки и ложки. День выдался на редкость удачный — чуть не сотню тарусских мужиков, баб, ребятишек постарше привели крымцы в дворцовое село...
Утихомирились поздно и, едва добрались до лавок, тут же захрапели на всю избу. Около полуночи Епишка проснулся, его душил кашель, болело в сухоточной груди. Встал, вышел по нужде из избы, бранясь, долго и мучительно отплевывался. Возвратясь, улегся на лавку, поплотнее закутался в овчину, стал засыпать. Сквозь дрему услыхал отдаленный шум, накрылся с головой. Но, когда рядом с избой раздался свист и конский топот, мигом со- скопил с лавки, подбежал к волоковому оконцу, ударом
кулака продырявил его. Возле ордынских шатров скакали всадники, метались пешие, слышались крики, звон оружия, стоны. Недоуменно таращась, рябой некоторое время стоял у оконца. Решив, что на село напали враждебные шуракальцам татары, Епишка бросился к двери. Осторожно приоткрыл ее, испуганно осмотрелся. Вблизи никого не было. Опустившись на землю, ужом заскользил к лесу.