За землю отчую.
Шрифт:
Освоих дружках, что остались в избе, даже не вспомнил. Прижимаясь к земле, полз по дорожной пыли, навозным кучам, продирался через кустарник. Поодаль кто-то кричал, кто-то с кем-то сшибался, кого-то преследовали, убивали, а он, не осмеливаясь повернуть голову, все полз и полз к близкому уже лесу. Может, и на сей раз ушел бы, если б конь одного из тарусцев, почуяв его, не захрапел в испуге. Станичник выругался, замахнулся на Епишку копьем, но раздумал и подозвал ехавшего рядом Василька. Вора заставили подняться с земли, осветили факелом. Лесовики опознали рябого.
Рассветало. Повсюду лежали трупы погибших в схватке. Прикрывая лицо руками, Епишка шел в окружении разъяренных мужиков и баб, которых станичники только что освободили из полона. Со всех сторон на него сыпались брань, плевки и удары. Когда вора подвели к атаману, тот его сразу не признал. Заплеванный, в лохмотьях, с исцарапанным, разбитым в кровь лицом, стоял он перед своими бывшими сподвижниками из лесной ватаги, но голову не опускал, буравил Гордея злыми глазами... Вскоре туда же приволокли остальных воров. Яркий свет факелов освещал их окровавленные лица, ежащиеся в испуге фигуры, отбрасывал причудливые тени.
Попался, иуда? — приблизился к рябому Клепа. Замахнулся, но не ударил, сплюнув, отошел в сторону.
О нем сказывал? — спросил Василько у Федора.
Сквирчанин молча кивнул, однако ждать расправы не
стал, раздвигая плечом толпу, выбрался из круга.
Аль не чаял свидеться? — вертясь возле Епишки, любопытствовал швец.— Ай-я-яй!.. Запамятовал, должно, присказку: любишь гостить — люби и к себе приглашать? Запамятовал? А?.. Вот тебе, чтоб не запамятовал! — с необычной для него злостью выкрикнул он и ткнул рябого невесть где раздобытыми большими портновскими ножницами.
Погоди!
– — отстранил Митрошку атаман, он тяжело дышал от ярости и желания самому расправиться с рябым.
«Какой лютой казни предать отступника и вора?.. Колесовать, содрать с живого шкуру?.. Пусть лучше люди скажут!»
Эй, молодцы! — зазвенел над селом его громовой бас.— Ведом ли вам сей вор и иуда?
Ответом были гневные выкрики.
Вы еще не все знаете! В Серпухове он с дружками не меньше беды учинили. Привели в монастырь...
Договорить Гордей не успел — люди бросились на предателей.
Ночной налет на дворцовое село окончился успешно. Спящие ордынцы были застигнуты врасплох. Мало кому из них удалось бежать, большинство было перебито. Свыше тридцати тарусских мужиков присоединились к станице. Теперь в ней насчитывалось свыше семидесяти человек, из которых две дюжины были на лошадях. Среди освобожденных из полона оказался отец Федора и Марийки, Данило,— высокий, еще крепкий старик с бритой бородой и длинной седой прядью волос на голове, заправленной за ухо. Его необычный вид и одежда — широченные штаны, большая баранья шапка в руках, привлекли внимание станичников. Клепа, Сенька и другие тарусские мужики сразу узнали деда Данилу. Вместе с ними он сидел в загоне и был осведомлен о готовящейся засаде. Когда татары, отбирая ясырь для угона в Орду, почему-то оставили его и еще четырех-пятерых мужиков постарше в селе, он сумел передать Клепе нож. В пути часть пленников незаметно для ордынцев надрезали веревки, которыми были (•вязаны их руки, и это многих спасло.
Радость захлестнула людей. Еще сегодня их держали в свином загоне, голодных, измученных свалившимися на них бедами. Большинство из них потеряли близких, видели, как горели их дома. Никто и не надеялся, что снова будет на свободе...
Зашумело веселье. Князь Владимир, не гордясь, уселся на почетном месте во главе огромного, наспех сколоченного из бревен стола. Следом разместились вперемешку дружинники и лесовики. Кто-то затянул удалую песню. Загудели дудки, застучали бубны, образовался круг.
Гордей поначалу все тревожился: не напали б ордынцы. Несколько раз вставал из-за стола, обходил сторожевых.
Го постепенно на душе становилось все веселее. Повернувшись к Владимиру, который сидел рядом, спросил с улыб-
Так что, княже, добре у нас получилось, а?
Тот, бросив на него исподлобья взгляд, лишь молча кивнул.
Но атаман будто не заметил неприязни в его глазах, придвинулся ближе, предложил:
Может, княже, и дальше будем вместе бить ордынцев? Я готов со своими молодцами хоть сейчас под твое начало стать. Будем людей русских из полона вызволять, не дадим ворогам житья!
Нет уж, сие для меня негоже: в лесах хорониться, с деревьев по-разбсйничьи нападать...— покачал головой Владимир, и в глазах его снова мелькнуло отчуждение.
Гордей вспыхнул, взгляд его зауглился, брови нахмурились, сказал с обидой:
Я, княже, не на промысел разбойный тебя зову! Зову биться за землю нашу!
Если уж биться с татарами, то в открытую, в чистом поле — потому к Волоку Дамскому и иду! — отрезал князь.
А нас что ж не кличешь?
Вас?..— удивился тот.— Чего ж мне звать вас? Вы — станица вольная, захотите прийти, найдете дорогу.
Атаман еще больше нахмурился, отвернулся от князя. Налил себе полный ковш белого меда, залпом опорожнил его... и встретился глазами с Марийкой. Она переоделась в синий шелковый сарафан и расстегайку, сидела возле отца неподалеку. Гордею стало жарко — не то от выпитого меда, не то от ее светло-синих глаз. А Марийка вдруг поднялась, бросила на него призывный взгляд и пустилась в пляс. И — о диво!.. Митрошка даже рот раскрыл: атаман пошел следом за ней!
ГЛАВА 20
К московским рубежам лесовики вышли поздним вечером у впадения реки Нары в Оку. Накануне в станице узнали о захвате ордынцами Москвы. Все были встревожены, молчаливы. За невидимой в темноте рекой чернела на противоположной стороне густая стена леса. С разными чувствами всматривались в нее люди: москвичи, серпухов- чане с надеждой, тарусцы, туляки с настороженностью. Для одних там были родимая земля, отчий дом, для других все это оставалось на берегу, который предстояло покинуть.
После ночного нападения на дворцовое село лесная станица совершила еще несколько налетов на ордынцев, отбивала пленников, уничтожала врагов. Глухие дебри и непроходимые болота всякий раз надежно укрывали смельчаков. Отряд рос, к нему присоединялись освобожденные из полона и.те, кому удалось спастись от ордынцев. С каждым днем на Тарусчине становилось все меньше татар. Повинуясь грозным наказам Тохтамыша, Шуракальская орда покидала земли разоренного княжества и направлялась к Москве. Станичники шли по пятам за крымцами, нападали на небольшие отряды и истребляли их...