За землю отчую.
Шрифт:
Два года минуло, как побили русские люди Орду на Куликовом поле! Скинула Русь вражье ярмо! Без сирот и горожан ничего бы князья не сделали. Опасаясь за свои вотчины, они угодничали пред Ордой да меж собой, как псы, грызлись. Привел Русь к победе славной люд простой! Он и дань платил, и от ордынцев по лесам да топям хоронился, но землю свою и речь не забыл. Ныне снова пришла беда на Русь! Коль не станем все заедино против врага, не видать нам жизни и воли!..
Гордей звал людей на битву с ордынцами, и, слушая его страстную тревожную речь, каждый чувствовал себя сильнее и значительней. Утром следующего дня лесная станица стала переправляться через Оку.
Короток пасмурный
Уже разлюбил? — обиделась она.
С чего взяла? — недовольно бросил Гордей, но тут же, смягчившись, сказал: — Я, может, всю жизнь искал тебя, Марийка.
Что ж ты не весел? — обвила руками его шею.
Притомился. Каждый день новые люди приходят, всем надо уделить время и заботу. Добро б только сироты да ремесленные, а то уже и монахи, и дети боярские в станицу идут.
Страх сколько заботы у Гордеюшки,— посочувствовала она. — Молодцов у него не счесть. И всех пригляди, накорми. То ли мне —г один он у меня. Но по всей земле Русской слух про него идет. Освободили кого с полона алого, говорят: «То Гордей с удальцами лесными.» С топей и чащи выходят, спрашивают: «Где тут молодцы Гордеевы?..» Купца того, что с Калуги прибежал, упомнила! — Марийка звонко рассмеялась.— «Ведите меня к на- и главному воеводе княжьему!..» — молвил. А воевода-то, наиглавный, княжий,— мой Гордей!.. А тех детей боярских с Медыни ты прогнал и добре сделал. Заявились, важные такие, Мы-де думали, что дружины Верховских князей супротив ордынцев выступили, а тут черные людишки только, холопы...
Гордей, занятый мыслями о предстоящей встрече с князем Серпуховским, рассеянно слушал ее болтовню, иногда улыбался, поглядывая на жену. На душе у него теплело, даже беспокойные думы, что заполнили голову, казалось, не так тревожили.
«Завтра, должно, все решится...»
Гордей! Гордеюшка! — шептала Марийка.— Что молчишь? Или заснул? Замерзла я, а ты не обнимешь...
Гордей встрепенулся, обнял жену.
Ложись спать, Марийка, а я стан обойду. Завтра, может, в Волоке заночуем.
ч
А какой он, Волок? Ты еще вчера мне обещал рассказать.
Ну, слушай... Столько-то годов тому, может, пять, а может, и более, довелось мне побывать там. Остановились мы с боярином Иваном Василичем в Ильинском монастыре. Игумен, чудной такой старец, волосы и борода седые, а нос красный — причащаться, видать, к медам любил... Так вот он дивные грамоты боярину моему показывал. Печати к ним из чистого золота. И будто пожалованы те грамоты Ильинскому монастырю в незапамятный час* великим князем киевским и всея Руси Ярославом.
Тыщу лет назад! — удивилась Марийка.
Ну, может, не тыщу, но очень давно,—уточнил Гордей и продолжал: — Рассказывал игумен про Волок Дамский нынешний, про то, как он возник. А дело так было. Приехал однажды князь Ярослав в прежний город, его тоже Волоком звали, только он на реке Ламе тогда стоял. Через него в Волгу и в Днепр купцы ладьи свои тащили волоком. Пробыл там Ярослав день, другой, и вельми город ему не понравился. Улочки узкие, грязные, шум, гомон, гости торговые — варяжские, новгородские, киевские, других земель с людишками своими толкутся повсюду, бражничают, орут. Невтерпеж стало великому князю, крикнул он бояр и дружинников да отъехал за три версты от города к речке Городнє, что в Ламу впадает. Поставили Ярославу шатер на горе, прилег он и заснул. И во сне явился сам пророк Илья!..— Гордей почувствовал, как вздрогнула Марийка, и поспешил ее успокоить:—Не бойся, все обошлось. Илья-громовержец встал в своей колеснице, показал перстом на ту сторону речки Городни и говорит: «Тут заложи град!» Затем показал на гору рядом и изрек: «А тут поставь церковь Воздвижения!» Так Ярослав и сделал. А там, где его шатер стоял, велел построить церковь пророка Ильи с монастырем и грамоты с золотыми печатями передал. Вот с такого дива и пошел на Руси славный город Волок Ламский!.. А ты никак заснула? Умаялась...— с лаской проговорил Гордей.
Подняв на руки спящую Марийку, он перенес ее в шалаш и уложил на покрытую холстом копну сена. Взял меч и вышел наружу. Остановился у входа, невольно прислушался — под перебор гуслей лилась знакомая, грустная песня:
Зачем мать сыра земля не погнется?
Зачем не расступится?..
Гусляр умолк, а лесной атаман еще долго стоял у шалаша, настороженный, хмурый. Наконец решительно выпрямился и быстро зашагал по крепко спавшему в ночной тишине стану.
ГЛАВА 21
Федор торопился. Надо до рассвета поспеть к Снирову, разведать, сколько там ордынцев. Покинув лесной стан, дозорные разделились. Василько с двумя воинами поскакал к Волоку Ламскому, Федор поехал один. Тарусца он не мог взять с собой, а другого, незнакомого со службой на порубежъе, не захотел — в разведке такой будет только помехой.
Было уже за полночь. Отыскивая по лесным приметам дорогу, Федор медленно пробирался среди вековых дубов и елей.Наконец лес начал редеть. Стали попадаться молодые деревья, кустарник.
На опушку выехал задолго до рассвета. Моросил мел- кий холодный дождь. Обвязав мешком коню морду, чтобы тот не заржал ненароком, Федор некоторое время стоял, прислушиваясь к ночи. Затем спешился и пошел дальше, ведя коня в поводу. Пройдя немного, настороженно остановился. В свисте ветра и шуме дождя ему почудился отдаленный гомон. Федор приложил к уху ладонь, повернул голову в одну сторону, в другую... и застыл недвижно. Приглушенный расстоянием, к нему донесся гомон большого скопища людей и животных. Привязав коня к одинокому дереву, дозорный зашагал дальше.
Блеснула молния, прогрохотал гром. Дождь усилился. В шуме ливня сразу растворились все другие звуки, гомон ордынского лагеря стал едва слышен. То и дело останавливаясь и прислушиваясь, Федор брел почти наугад.
В нескольких саженях опять ярко сверкнуло, раздался оглушительный треск. Федор торопливо перекрестился. Всколыхнуло страхом душу с детства услышанное: «Когда блеснет молния — ангел господний в гневе глядит на дьявола, когда гремит — ангел летает по небу, бьет крылами, гонит нечистого...» Но тут же вспомнилось и другое — то, что сказывал знакомый монах из Чудова монастыря в Москве: «Гром и молния от самого столкновения туч берутся, аки кремень, ударяясь о железо, грохот испущают с огнем...» — и успокоился, стал ждать следующей вспышки: «Может, удастся что разглядеть?..» Небо снова прорезали огромные огненные завитки, на миг стало светло, как днем. И этого оказалось достаточно, чтобы разведчик успел разглядеть лагерь ордынцев, расположенный по правую руку от него в полуверсте. Он свернул в ту сторону и, пригнувшись, быстро зашагал по полю.