За зеркалами
Шрифт:
– Зачем?
Выдавила из себя, вздрогнув от понимания, что тёплые пальцы теперь не сжимают, а легко поглаживают запястье, вызывая мурашки, приводя в трепет моих полупрозрачных, хрупких бабочек с их эфемерными, ранимыми крыльями. Нельзя...к ним нельзя прикасаться даже осторожно. Иначе они упадут, обескрыленные, обессиленные.
– Зачем тебе это?
– Что «это»? Ты?
И его улыбка вдруг исчезла, губы вытянулись в прямую линию. Натан наклонился ко мне, продолжая ласкать скулу костяшками пальцев.
– Мне просто тебя надо.
Четыре слова, от которых прошибло током, от которых стало жарко и вспотели ладони. В ответ на которые гулким эхом в ушах зашелестели тонкие крылья ошалевших, потерявших голову
– Для чего?
Он всё же делает попытки освободиться. Сбросить с себя это наваждение.
– Для себя.
Негромко. По-прежнему невероятно тихо, а мне отдаётся громким, неприлично громким гулом. Словно не услышала, а эти два слова впились острыми лезвиями прямо под кожу, оставив кровоточащие раны на самой поверхности, в том месте, где мягко вонзились в плоть.
***
И она вздрогнула, а я застыл, не поверив в то, что сказал это вслух. Что позволил услышать. Потому что не собирался. Потому что не должен был ни в коем случае. Не сейчас, когда её раздирают сомнения...и я знаю о них. Их не может не быть. Только не после встречи с Крисом. Встречи, которая развеяла без остатка те жалкие крупицы доверия, что были у Евы ко мне. И мне нужно вернуть их любой ценой.
И всё же затаиться в ожидании её реакции, чувствуя, как её дёргает от желания отступить назад и одновременно податься вперёд. Я вижу это в больших лазуритовых глазах. В той нерешительности, которая то вспыхивает в них, то потухает, уступая место...а я не могу определить, чему именно. Но я хочу понять. Касаться её до одурения, бесконечно и смотреть, как неуверенность исчезает на дне зрачков, сменяясь на отражение моего лица.
Колбасит. Меня колбасит просто от прикосновения к бархату её кожи. Дикое возбуждение просто от её срывающегося дыхания и запаха тела, того самого аромата корицы, на который подсадила меня. Который сейчас вдыхал полной грудью и ощущал злость...самую настоящую злость, потому что понимал: так ведёт меня одного. Вот сейчас. Когда исчезает сизый покров тумана с её глаз, а мне хочется схватить его руками, не позволить растаять окончательно сейчас, когда гудки проносящихся мимо машин возвращают её в действительность, когда она понимает, что мы уже стоим на улице перед входом в больницу, и моё отражение рябит, колышется, чтобы растаять в подёрнутом синевой взоре.
– Я хочу знать правду, Дарк!
– сказала твёрдо, вскинув голову и глядя в моё лицо, - Я хочу знать всё о тебе и твоём близнеце. Хочу услышать, откуда и от кого ты узнал про Кевина, и зачем ты появился здесь?
Невольно восхититься её умением так быстро брать себя в руки и одновременно разозлиться на неё за это. Потому что сам, кажется, на такое давно уже неспособен. Особенно когда ощущаю, когда вижу, как за мгновение до этого она срывается, как заступает за черту...ко мне. Тогда самого ведёт на ней как дикое животное, голодное, до ошизения голодное и лютое.
– Ева, машина готова, мы едем?
Голос Томпсона. Обернулись синхронно, я молча кивнул копу, кинувшему неодобрительный взгляд на ладонь Евы в моей руке. Она снова дёрнула её, но я удержал, не давая вырваться. Неа, девочка. Только не ради этого ублюдка. И с чётким пониманием, что на самом деле нет ни одной твари на этом свете, ради которой я соглашусь отпустить её. Спрятал ухмылку, сжимая её руку, потому что если бы можно было взглядом испепелять, то сейчас от меня бы осталась на выложенном брусчаткой тротуаре жалкая кучка пепла. Красивая. Она безумно красива. С этими золотыми стрелами молний, рассекающими
– Да, конечно.
И, снова повернувшись ко мне, процедила сквозь плотно стиснутые зубы:
– Мне нужно осмотреть место происшествия.
– Отлично, - притянул Еву к себе, ощущая всем телом её злость, - я собирался сделать то же самое.
***
– Её зовут Элен. Она работает медсестрой в больнице. И именно она сообщает о поступивших к ним сиротах.
Я всё ещё пыталась понять, почему позволила ему поехать на место преступления. Задавала сама себе этот вопрос, в то же время понимая, насколько он бессмысленный. Можно подумать, Дарка бы остановил мой запрет. Вообще чей бы то ни было запрет. Дьявол, я видела собственными глазами этого мужчину за решеткой. Более того, это я отдавала приказ посадить его туда...но мне всё ещё трудно было представить себе силу, способную противостоять Натану Дарку. Мелочи. Я находила подтверждение этим мыслям в незначительных, на первый взгляд, деталях. В том, как отвёл взгляд Люк, пропуская Дарка в машину и пробормотав, что в таком случае поедет допросить несостоявшихся приёмных родителей Кевина. В том, как ретировался уважаемый доктор, стоило Натану появиться. В том, как поднимали в приветственном жесте шляпы мужчины, встречавшиеся нам на пути к автомобилю. Словно его знали многие. И нет, не всегда я видела на их лицах почтение, но почти каждый раз - откровенный страх. Так опасливо косятся на льва возле водопоя другие животные, не смея смотреть ему в глаза. На уровне инстинктов, когда готовы отступить назад даже те, кому не приходилось сталкиваться с его силой.
– Зачем тебе знать о них всех?
Остановившись перед дверью сарая на мгновение, чтобы в последний раз сделать чистый вздох, прежде чем нос заполнит вонь крови и страха, затаившаяся в постройке.
– Ева, - Натан потянул меня на себя, нахмурившись, обхватил пальцами мой подбородок, - я уже говорил: невозможно работать вместе, не доверяя своему партнёру.
– А мы разве вместе, Натан? Как можно верить тому, кто настолько закрыт? Ты скрыл наличие брата. И, даже узнав, что я поеду к нему, ты не рассказал мне о Кристофере. Что вас связывает с ним, помимо кровного родства? Что связывает его с приютами? И самое главное - почему пропал именно Кевин? Ты прислал мне его фотографию так, будто знал, что он не просто убежал, что не попал под машину или пропал без вести, а был похищен убийцей!
Выпалила, отвернувшись от него, чтобы разорвать контакт с горячими пальцами, с напряжённым взглядом.
И еще один вопрос, но уже молча, про себя и самой себе. Почему я всё же верю? Почему я всё же задаю эти вопросы тут, на окраине леса, вместо того, чтобы допрашивать его в своём кабинете, закованного в наручники и с обязательным ведением протокола? Возможно, потому что знаю - он не скажет и слова, оказавшись за решёткой. А возможно, потому что до сих пор отгоняю от себя мысли о его виновности, о его причастности ко всем тем убийствам. И по коже мороз от страха перед пониманием, чем это может грозить. И не только мне. Страх от осознания, что я готова оправдать чем угодно его молчание...всё ещё готова оправдать.
Показалось, что он напрягся снова. Готовый выстрелить, готовый взорваться от злости или раздражения...но уже через секунду Дарк вдруг резко расслабился. Сильное тело словно обмякло, в глазах появилось нечто, что я так и не смогла объяснить себе. Не смирение, нет. Но нечто, похожее на спокойствие. Так бывает, когда человек, стоя на краю обрыва и испытывая самый естественный, самый настоящий страх перед бездной, разинувшей пасть под его ногами, принимает решение прыгнуть. И если успеть посмотреть в его лицо за мгновение до этого прыжка, то можно увидеть, как вспыхивают яркими оранжевыми всполохами на тёмной канве взгляда уверенность, отчаяние и спокойствие. А затем он делает шаг в никуда.