За зеркалами
Шрифт:
– Я знал, что он встречался с убийцей.
Выдохнула, резко отступая назад, чувствуя, как истерически, обречённо забились обманутые бабочки. Приложив руки к животу, потому что эти твари, словно обезумевшие, бьются вновь и вновь, натыкаясь друг на друга, ослепшие ломают крылья, возмущённо пищат, оглушая своими визгами.
– Откуда?
– Я говорил...у меня есть «свои» дети там.
– Ты знал и ничего не сделал.
– Я не мог.
И впервые...впервые отвёл глаза в сторону. А
– Ты мог. Ты...ты просто использовал его как наживку.
Кулаком по его груди. И ещё раз. И ещё. Туда, где должно биться сердце, но я не чувствую стука, мне кажется, я даже не вижу, как двигается его грудная клетка, словно мужчина передо мной не человек, а каменное изваяние.
– Ты намеренно молчал, ты позволил этому ублюдку издеваться над ребёнком. Ребёнком!
Прокричала, глядя в его лицо, на то, как ходуном пошли желваки, на то, как взгляд стал непроницаемым, отчуждённым, покрылся чёрным мраком.
– Ты знаешь, что доктора не дают никаких гарантий его жизни? Ты знаешь, что уже сегодня вечером он может умереть...если не умер до нашего приезда сюда? Каким ублюдком надо быть, чтобы так подставить ребёнка, Натан Дарк?
Продолжая осыпать ударами его грудь, ключицы, чувствуя, как колотит от желания причинить ему адскую, нечеловеческую боль. И всё равно пытаясь разглядеть хотя бы слабый отблеск, хотя бы призрачную надежду на то, что я ошибаюсь. Пока не перехватил мои руки и не сжал с такой силой, что я застонала, а в его глазах лишь на миг, лишь в этот миг промелькнуло молнией сожаление и тут же исчезло, ударившись о дно тёмного полога взгляда.
– Таким, как я. Ублюдком, который понимает, что любое вмешательство могло спугнуть убийцу.
– И поэтому рисковать жизнью Кевина?
– Или же продолжать рисковать жизнями десятков других. Это выбор, Ева. И я его сделал.
Остановилась, не веря, что слышу это. И в то же время понимая, что это правильно. Вот сейчас всё правильно. Когда словно кто-то сорвал плотную вуаль с моих глаз, ту, что до сих пор искажала облик Натана Дарка. Ту, что делала его другим, что прятала оскал монстра, который сейчас открылся передо мной, заставив с ужасом отпрянуть.
– Ты не имел права на этот чудовищный выбор. Кем ты себя возомнил, Дарк?
– Я всегда отчётливо представлял, кем я являюсь, - черты его лица заострились, край верхней губы предупреждающе дёргается, так ощеривается дикий зверь, когда кто-то заходит на его территорию.
Дёрнула на себя руки, пытаясь освободиться, и зашипела от злости, когда он не дал сделать это.
– И чего ты добился? Точнее, - не смогла сдержать нервного смешка. Боже, почему так колотит? Потому что все предупреждения Люка, все мои сомнения вот так просто и быстро подтвердились? Поэтому?
– чего именно ты добивался? Ведь ты неспроста молчал. Кого ты покрываешь, Дарк?
Склонил голову вбок, прищурившись, яркими стрелами молнии извиваются на кончиках тёмных ресниц.
– Ты выбрала неправильную формулировку вопроса, Ева.
Сказал вкрадчиво, будто давая мне шанс отступить назад. Но он ошибается, если думает, что я остановлюсь, что уступлю. Он ошибается во мне ровно настолько, насколько ошибалась я в нём самом.
– Неееет...нееет, Натан. Мы оба знаем, что он верный. Ты...ты никто. Ты просто самый обычный преступник, бродяга, по которому давно уже плачет тюрьма. Ты скармливал мне крохи добытой тобой информации, припрятав самую важную, самую опасную её часть. Ты самовольно решил играть жизнью маленького мальчика. И ты проиграл.
Захват на моих запястьях слабеет, позволяя, наконец, сбросить с себя его руки.
– Или второй вариант. Ты знал, кто такой Живописец. Ты знал и позволил ему заполучить ребёнка, потому что связан с ним? Ты молчишь, Дарк. Возможно, потому что я права? Покрываешь своего близнеца? Из братской любви или есть другая причина твоего молчания? А может, благородный король бездомных на самом деле не такой уж и порядочный? Может, он и есть Живописец на пару со своим братом?
И громко закричать, когда он, обхватив ладонью моё горло, оттолкнул меня к стене сарая так, что я сильно ударилась затылком. Но закричать не от боли, а от той испепеляющей ненависти, которая поглотила его зрачки, исказила черты лица до неузнаваемости чистейшей мужской яростью.
ГЛАВА 22. Натан. Ева
Первым желанием - заставить её заткнуться любой ценой. Заставить замолчать, пока не перешла едва уловимую грань, которая ещё удерживает, не позволяет выплеснуть на неё всю ту ярость, что шипит внутри, плюётся огненными каплями смертельно опасной лавы.
– Не заходи в болото, из которого не сможешь выбраться, Ева.
Сквозь стиснутые челюсти, подавляя потребность выдрать с её искривлённых в презрении губ усмешку. Выдрать зубами, с мясом...
– Тогда помоги мне, Дарк, - прошептала неожиданно. Настолько неожиданно, что я застыл, вглядываясь в её глаза, пытаясь понять, почему этот шёпот вместо той волны гнева, которую только что обрушила на меня, - помоги мне не увязнуть в нём.
Подняла руку и приложила ладонь к моей скуле, и я невольно вздрогнул. Показалось, что не пальцами дотронулась, а выстрелила из своего «кольта».