За живой и мертвой водой
Шрифт:
На столе перед Бессменным пухли серые папки, и на них крупным и маслянисто-чёрным шрифтом веско значилось: «Дело». Он принял меня дружелюбно, но несколько наигранно, пригласил сесть широким и округлым жестом, придвинул коробку с папиросами, откинулся к спинке кресла, полным и оживлённым баритоном промолвил:
— Из дальних странствий возвратясь, какой-то дворянин, а может быть, и князь… Ну-с, рассказывайте, в каких краях, в каких долинах ты украшением была…
Слушал он рассеянно, поскрёбывая пепельную бородёнку, зачем-то передвинул чернильницу, взял перочинный нож, но тут же положил его обратно, зажмурился, — открыв глаза, задрал голову, уставился в потолок.
— Понимаю, понимаю:
Петрович выпячивал нижнюю губу, оглядывал искоса новый лоснившийся чёрный костюм, который на нём топорщился, снимал с рукавов соринки, обтряхивался и обдёргивался, прикрывая тонким, серым веком глаз, вертел из стороны в сторону головой; всё это делало его похожим на нахохлившуюся птицу.
— Вы спрашиваете, чем жива наша интеллигенция? — отвечал он словоохотливо. — Ничем. «И сжёг всё, чему поклонялся, и поклонился всему, что сжигал». Вот-с, бездорожье, равнодушие, эгоизм… Я всегда утверждал, что интеллигенция ненадёжна… Константина Владимировича Мирского припоминаете? Златоуст, орёл белоснежных гор в недавнем прошлом, — трибун, Цицерон, Марат, молодежь в рот засматривалась, от курсисток отбою не было… А по «нонешним временам» тысяч сорок защитником в Харькове загребает, свой выезд имеет, секретаря и ложу в театре, нашего брата подпольщика при встречах не узнаёт, либо до того вежливо мягкой шляпы коснется, что у вас охота пропадёт в другой раз с ним повстречаться. Живёт в особняке; одна горничная чего стоит: переднички, бантики, чепчики, фестончики, кудряшки. А политических защищать отказывается: невыгодно и рискованно… Вот вам и критически мыслящая личность… Рыцарь на час, на часочек… Поветрие такое всеобщее.
Дверь из передней в кабинет приоткрылась, вошёл пожилой человек в чуйке, снял неторопливо картуз, осмотрелся: видимо, он искал в переднем углу икону, — не нашедши её, вздохнул глубоко и протяжно, тряхнул подстриженными в кружок волосами, спросил, обращаясь к Петровичу:
— Не вы ли господин Бессменный? Дельце есть.
Петрович сорвался с кресла, побежал навстречу клиенту. Брючный хлястик тугим коротким хвостом торчал предательски в раздвинувшемся прорезе его пиджака.
Усадив чуйку, Петрович прошёлся по кабинету, подпрыгивая ляжками и потирая деловито руки.
— Одну минуту, — скороговоркой обратился он ко мне, — одну минуту. Попрошу вас в столовую. — В столовой, будто насмешливо, но на самом деле почти торжественно шепнул: — Клиент, — ничего не поделаешь, — посидите. — Уходя, плотно прикрыл за собой дверь.
В столовой желтел буфетный шкаф, довольно, впрочем, уныло, потому что был пуст. Против шкафа висела картина: девушка в туфельках на лугу собирала цветы, она тянулась к ромашке, оттопыривая мизинец.
Стулья чинно скучали у стен. На столе, коробившемся зелёной клеенкой, валялся кусок колбасы со смятой булкой. Ждать пришлось долго. Из кабинета неясно доносились сдержанные голоса Петровича и посетителя. Отпустив его, Петрович снова пригласил меня в кабинет.
— Видали субъекта! — сказал он с довольным и весёлым видом, усаживаясь плотно в кресло. — Мужлан мужланом, волосы маслом мажет, трёх слов сказать не умеет, а у него уезды в руках. По всей губернии свиней скупает, — дома в Москве, здесь, в Рязани; рысаки, сыновья
Слушал он, опять по-птичьи опуская веко левого глаза, сочувственно прищёлкивая языком, осторожно гладил рукой синее сукно письменного стола. За чаем я сообщил, между прочим, Петровичу, что мне негде ночевать. Петрович сразу сделался серьёзным, участливо заявил:
— Да, да, вас непременно надо устроить, непременно. Об этом следует подумать… Только вот что…
Лицо его сделалось таинственным и тревожным. Он подтянул брюки, пристально глядя на серые обои, сбивчиво пояснил:
— Только вот что… на местную интеллигенцию не надейтесь: свои идейные пожитки растеряла совершенно и полностью. «Бонапарту не до пляски, растерял свои подвязки…» Разумеется, можно побыть и у меня… но не советую… Мне-то всё равно, мне-то безразлично. А что будет с вами? Вас могут арестовать, партия потерпит урон, а такие люди, как вы, нужны ей больше, чем когда-либо. Их надо ценить на вес золота, не правда ли? Обязан предупредить: за квартирой следят и наблюдают. Дня три тому назад возвращаюсь из суда, и что же? Подхожу к квартире — два подозрительнейших субъекта торчат на углах. Определённые сыщики, определённые. И раньше замечал этих прохвостов… По пятам иногда следуют… Нет, — заявил он уже твёрже и решительнее, — своей квартиры предложить не могу. Тут нужно предпринять что-нибудь другое. — Оживившись от новой мысли, продолжал: — Пока мы порешим на том: я дам денег, вы займите в гостинице номер, а там, позже, найдём выход из положения. Хотя предупреждаю: в этом захолустье не так-то легко изворачиваться.
Я возразил Петровичу: деньги у меня есть, но в гостинице остановиться я не могу: нет паспорта. Возможно, Московское охранное отделение после неудавшейся попытки меня арестовать сообщило и сюда, на родину.
— Положеньице! Вы правы: они наверняка ищут вас здесь, тем более что паспорт ваш арестован охранкой. Дело вполне очевидное.
Петрович засопел носом, вскочил, забегал по кабинету, хлястик у него всё ещё торчал сзади из-под пиджака. Остановившись, он пустил дробный смешок:
— Хе-хе! А вы ничего не заметили за собой? Каких-нибудь эдаких архангелов, а? Нет? Вы проверьте. И сами можете напороться, и других подвести. Имейте в виду, здесь все как на ладони.
Он взял поспешно стакан с чаем, сделал несколько глотков, вновь стал бегать по кабинету, круто остановившись и обернувшись, сказал:
— Знаете, могу вам помочь. Устроим проверку. Вы сейчас уходите от меня, идите медленно по Покровской; я следую за вами, смотрю, нет ли филёров. Впрочем, если вы привели их сюда, мне незачем и выходить; и так будет видно из окон. Вы идите направо, а я послежу отсюда. Но как быть с ночлегом?
Я заторопился, заявив Петровичу, что ночи две перебьюсь, а дальше будет видно.
Петрович обрадовался:
— Вот именно. Вот именно. Как-нибудь там устроитесь, а после посмотрим, уладим. Не без добрых душ на свете… Ещё успеете выпить стакан чаю. Пейте, поправляйтесь. Главное — унывать не следует. В вашем положении бодрость прежде всего, сам не раз бывал в подобных переделках. Вот масло, икра, колбаса. Вы по-домашнему. Здоровье-то, верно, сдаёт? Вид у вас того, не очень…
Проводил меня Петрович предупредительно, даже попридержал пальто, благодарил, что я вспомнил о нём, прикрывая дверь, шепнул: