За золотом Нестора Махна
Шрифт:
Ми зі свого боку поминули мовчки її пропозиції такого роду і торкнулися виключно того, за чим вона прийшла — себто повернення її на Україну. Ми сказали, що Укруряд ледве чи буде вести переговори з ними як з групою, а кожний з них індивідуально може просити про амністію як всі, що активно боролися з Радянською владою. Така відповідь її не задовольнила, і вона прохала, аби заяву її все-таки вислали до НКЗС.
За завідуючого консульським відділом Максимович
(ЦДАВО України, ф. 4, оп. 1, справа № 566, арк. 16)
Документ 3
Шановні друзі!
Вас здивує моя адреса, але не дивуйтесь. Кожна порядна людина повинна в цей час посидіти. Мене обвинувачують в організації повстання в Сх. Галичині. Ви, я знаю, будете сміятись, але тут не до сміху, а питання життя. Гроші ваші в кількості 38 тисяч одержали в таборі в середині серпня, але мене заарештували, через що грошей на руки не одержали. Зі мною тут Яшуня і його родина. Мене поздравте з потомством, не знаю тільки, син чи дочка, позаяк вона сидить у другій в'язниці. Мене пока даже не опрашували. Чи довго буду тут, не можу сказати, про це знають владу маючі та куртізанка. Жиєм кепсько в матеріальному відношенні й поправить навіть трудно, скрізь, кажуть, політика. Привіт всім командирам і повстанцям, а також Кіріч. й Сем. Пишіть. Ваші листи будуть для нас занадто дорогі.
До побачення. Нес.
Льові скажи, що забув адресу його тов. Бондаря, а вона потрібна… Пишіть, як живете, як ваша пані. Льові передай, хай по утрам хоч умивається. Як Женя? Чи Льончик не приїхав до табору? Привіт всім…
(ГДА СБУ, УСБУ в Одеській області, справа № 289-т, арк. 30)
Документ 4
27 с. м. в Варшавском окружном суде начался процесс известного «атамана» Махно и его сотоварищей: Галины Кузьменко, И. Хмары, Я. Домашенко, обвиняемых в том, что осенью 1922 г., находясь в концентрационном лагере Стржалково, составили тайное сообщество, которое путем соглашения с советской миссией в Варшаве намеревалось поднять восстание против польских властей в Восточной Галиции.
Как видно из обвинительного акта, первые шаги по установлению контакта с большевиками были начаты любовницей Махно Галиной Кузьменко, которая уже в июле 1922 г. выехала в Варшаву «для поправления здоровья», а в действительности для переговоров с сов. миссией о возможности возвращения махновцев в Россию. Т. к. дальнейшие поездки Г. Кузьменко были запрещены польскими властями, то для последующих переговоров с сов. миссией Махно решил пользоваться интернированными, убегавшими из лагеря.
И вот один из этих последних, Красновольский, получил от Махно распоряжение побывать в сов. миссии, в Римском отеле, и поговорить «по делу Махно, которое там известно».
Красновольский вошел в контакт с неким Максимовичем в гост. «Виктория» (укр. сов. миссия), который ему поручил привезти от Махно письмо в миссию с точным определением, «в чем дело».
Красновольский об этом сообщил инспектору лагеря. После этого Красновольскому была облегчена возможность свидания ночью с Махно, который и передал ему письмо Максимовичу в сов. миссию, подписанное буквой «У».
В этом письме Махно писал, что в случае войны сов. Республик с буржуазной Европой он намерен вступить в ряды сов. армии.
Затем 24 и 31 августа Махно дал Красновольскому две «доверенности», в которых он писал, что готов признать сов. власть и доверяет Красновольскому ведение переговоров с представителями сов. республики о соглашении «для начатия борьбы во имя социальной революции в Европе».
Кроме того в последней «доверенности» Махно указывает, что ему необходимы деньги, а для расширения восстания в Галиции нужна бригада сов. конницы и рота хорошей пехоты на тачанках. Эта доверенность подписана: главнокомандующий рев. пов. украинской армией махновцев Махно.
Полномочие это было в копии. Причем заверяющая подпись адъютанта Махно — неразборчива.
В сов. миссии было выдано 100 000 мк. для Махно в банкнотах по 5 тыс. мк. каждая.
Номера банкнотов были записаны полицией.
При посредстве Красновольского и ранее бежавшего из Стржалкова интернированного Шуляка был польскими властями установлен «контакт» с Махно и его ближайшими людьми.
Некоторые письма были писаны шифром и подписаны Махно, Хмарой, Домашенко.
Слушание дела началось в 12 ч. 25 мин.
Махно небольшого роста, весь черный: черная куртка, усы, волосы. Черные глаза: злые, блестящие. Сжатые губы. Рядом с ним его «подруга» Кузьменко. Стриженная. В пенсне. Держится спокойно.
Хмара — тип шофера.
Около него Домашенко: тип унтер-офицера.
Вызвано 32 свид. 10 не явилось.
Защ. Рудзинский считает необходимым отложить слушание дела ввиду неявки такого важного свидетеля, как Шуляк, который являлся «курьером» между Махно и большевистской миссией в Варшаве.
Защитник указывает на то обстоятельство, что летом 1922 г. пол. мин. иностр. дел получило от большевиков ноту с требованием видать атамана Махно как контрреволюционера. Это указывает, что «во время переговоров» Махно с большевиками последние требовали его выдачи. Далее, чтобы разобраться в личности Махно, его предыдущей деятельности, его работе в России, защитник предлагает присоединить к делу вышеуказанную советскую ноту и две книжки на русском: П. Аршинов «История махновского движения. Берлин, 1923 г.» и статью И. В. Герасименко в «Историке и современнике» — «Махно».
Защ. Пасхальский также указывает, что суду для выяснения отношения Махно к большевикам необходимо разобраться в названных материалах, и поддерживает заявление своего коллеги о необходимости отсрочить слушание дела, затребовав от мин. иностр. дел копию большевистской ноты о выдаче Махно и из различных польских учреждений (Сейм, Генер. штаб и т. д.) копии писем Махно, характеризующие его лояльное отношение к Польше.
Защ. Щалковский считает необходимым возможно подробнее рассмотреть всю деятельность Махно.