Забиба и царь

Хусейн Саддам

Муж Забибы пытался скрыть правду о случившемся, а она снова и снова спрашивала его о том, каким образом он повредил себе шею. Муж ее, вместо того чтобы рассердиться, возмутиться и пригрозить отомстить тому, кто мучил ее, напоминал пса, который осмелился в доме хозяина своего сожрать пищу, которая ему не предназначалась, или лаять на гостя, или по ошибке укусить самого хозяина, а хозяин прогнал его. Хвост этого пса болтался между задних лап, и весь его вид, походка и поведение говорили о крайней степени его унижения.

И хотя мы сравнили мужа Забибы с нашкодившей собакой, собака из благодарности к хозяину никогда его не предаст. Муж же ее поступил с ней вероломно, поэтому назвать его собакой будет мало. Шкуру собаки можно еще использовать, если ее выдубить и отмыть, а в шкуре ее мужа было столько скверны, что к ней нельзя было прикоснуться, не замаравшись, даже если ее омыли бы все воды вечной реки Тигр.

Забиба умылась и надела чистую одежду. Она опоясала себя мечом и выехала на своем белом коне. Она поспешила, заметив, что солнце может взойти раньше, чем она достигнет внешних ворот дворца. У ворот обычно много солдат, и ее вид породит расспросы и разговоры, которые не удержатся в стенах дворца. Слухи быстро распространяются среди дворцовой прислуги, а от нее узнают все и другие люди. Разве не достаточно прислуге подслушивать и знать все, о чем говорят, что думают и что делают цари? А разве языки их наложниц не становятся зачастую рупором их состояния? Не стоит опаздывать с прибытием к воротам дворца. Рассвет поможет мне скрыть царапины на лице, которые я получила в схватке с этим бешеным псом.

Забиба добралась до дворца и, как обычно, проследовала в личные покои царя. Не спрашивая разрешения, вошла в его опочивальню и увидела, что он уже ждет ее - начальник стражи доложил, что она к нему направляется, как только узнал об этом от стражи внешних ворот.

Царь не успел еще одеться, но уже поднялся с постели и умыл лицо, продолжая свои обычные приготовления к встрече с ней. Множество мыслей и догадок крутилось у него в голове, и совсем уже разволновавшись, он стал спрашивать себя:

– Почему я так волнуюсь? Всего-навсего сообщили, что это она, а не кто-то другой, идет сюда, и, должно быть, в добром здравии. Мне не о чем волноваться. Разве не приехала она верхом на коне? Тот, кто покрывает расстояние между своим домом и дворцом верхом на коне, должен чувствовать себя превосходно. Но почему она прибыла в столь ранний час?

Впрочем, царь дал ей право приходить во дворец, когда она пожелает, невзирая на время, а не так, как приходят по официальным делам или по приглашению.

А когда она сказала царю:

– Как я могу приходить во дворец не в назначенное время?
– царь ответил ей:

– Для тебя у меня любое время свободно, Забиба, возлюбленная моя.

И тогда сказала она:

– Тебе не стоило бы так меня баловать. Ведь простой человек, бывает, не знает границ своих симпатий и чувств.

А царь сказал ей, улыбаясь:

– Разве не говорила ты мне, Забиба, что царям больше нужны те, кто говорит им правду, чем те, кто говорит: "Твоя воля, мой господин. Твоя воля, мой великий царь"?

Разве дружеское чувство и радость дружбы - это не то, что необходимо царю? Вырваться из обветшалых понятий, полученных в наследство от старых царей, - вот какой шаг необходимо предпринять, чтобы всерьез постичь жизнь людей. Если же я стану ограничивать того, кто мне ближе всех, заранее составленным расписанием, то наши встречи превратятся в рутину, и ни у меня, ни у нее не будет возможности нарушить ее и поступать не так, словно мы выполняем официальную работу. Если мы будем поступать, исходя из самого обычного человеческого желания, из того, что диктуют чувства влюбленных, то и серьезная работа на благо народа будет больше отвечать его интересам.

– Но берегись, мой царь. Прости меня, я не имею в виду обычное предупреждение.

Засмеялся царь и сказал:

– Вот и ты уже стала взвешивать слова, как будто ты не дочь народа, а принцесса из царской свиты.

Засмеялась Забиба и спросила:

– Разве цари и принцессы действительно все взвешивают до мелочей?

– Не всегда. Не в самые существенные моменты, а только в том, что они приняли за стиль общения царей. Разве не заботится тот, чья душа пуста, о чрезмерных формальностях? И не ты ли сама мне об этом говорила?

– Да, все это правильно, мой царь. Человек, сущность которого наполнена реальными вещами и день которого занят настоящими делами, не станет придерживаться формальностей. У него просто нет времени, чтобы тратить его на формальности, которые не дают ничего полезного и не являются показателем правильного воспитания.

Когда Забиба направлялась от внешних ворот дворца в личные покои царя, а царь готовился принять ее, его тревожила неизвестность, а в голове вертелись все эти мысли и вспоминались некоторые моменты их отношений.

Забиба показалась в дверях, после того как постучала, и царь крикнул ей:

– Входи!

И умолк при виде неожиданного зрелища. Лицо Забибы и руки были все исцарапаны. Царь шагнул к ней, но прежде, чем обнял ее, она бросилась в его объятия и зарыдала.

Царь молча обнимал ее и гладил по голове, его пальцы блуждали в ее волосах, пока Забиба не выплакала весь запас слез, томившихся у нее в груди. Это была их первая встреча после того тяжкого горя, которое с ней приключилось. С ней как будто случилось два несчастья, каждое из которых доставляло сильнейшую боль. Она никак не могла решить, что причиняет ей больше страданий: то, что ее изнасиловали, или то, что ее изнасиловал и избил муж, который среди прочих своих обязанностей должен был всячески беречь ее и защищать.

Иногда она думала, что насилие и те страдания, которые ей пришлось вытерпеть, угнетают ее меньше, чем душевные муки из-за предательства мужа и вероломства тех из преступной банды, кто предал царя. Насилие для нее, быть может, было бы и страшнее, если бы ей не открылось, что ее изнасиловал собственный муж. Она говорила себе, что насилие свершилось независимо от того, кто его совершил, а муж лишь исполнил роль неизвестного. Если бы не довелось ей узнать правду, то сделавший с ней это так и остался бы неизвестным и она переживала бы только боль содеянного.