Забиба и царь
Шрифт:
Насилие причиняет сильнейшую боль, независимо от того, насилует ли мужчина женщину, армия захватчиков насилует родину или насилуют право те, кто его не приемлет. Но еще хуже, когда кого-то отдают на поругание, будь то страна или человек. Забиба постаралась облегчить горечь насилия и боль, терзающую ее душу. Она сказала себе:
– Но ведь я сопротивлялась до тех пор, пока не ослабела от ран и пока не оставили меня силы и я стала как бездыханный труп.
Потом добавила:
– Да, как бездыханный труп. А разве на мертвое тело может пасть позор изнасилования? Разве может пасть позор изнасилования на историю страны и народа, когда гибнет народ и на земле страны не остается уже никого, кто способен держать оружие?
И ответила себе:
– Да, именно так. Любой правитель, соглашающийся с насилием, пока он жив и народ его не истреблен, запятнает себя позором, и народ его, если смирится с этим, будет покрыт позором. Да, поругание невыносимо для души и для истории, для любого свободного человека. Предательство царя горько, но во много раз горче и больнее отдается в душе предательство народа, страны и ее истории.
Забиба вытерла слезы. Когда она заговорила в ответ на расспросы царя о случившемся, ее душили слезы, не позволяя говорить. Так и вела она свой рассказ, то и дело перемежая его слезами, пока не довела свою печальную историю до конца.
Царь поначалу весь вспыхнул в гневе, но потом овладел собой, пребывая, однако, в глубочайшей печали.
Он повторял вслух:
– Замысел посягнувших был на этот раз очень болезненным и поразил меня сильнее, чем стрелой в глаз. Но, клянусь Господом Забибы и ее целомудрием, видит душа моя, понимает ум и чувствует совесть, что мы будем вести против них сражение и не прервем его до тех пор, пока по воле Бога Забибы, Аллаха милостивого и милосердного, царь не сделает так, чтобы герои остались героями, чтобы знамя правды возвышалось на своем древке над землей и чтобы у народа был тот, кто достоин быть его совестью и кто думает о нем. А если Аллах, хозяин высшего царства, пожелает, чтобы моя душа поднялась к нему, это будет великая для меня честь, и сделается тогда небо раем, а земля вратами его. Да сгинут все злоумышленники!
Царь тут же велел солдатам немедленно привести к нему мужа Забибы, потому что он - тот ключ, который поможет раскрыть заговор и заговорщиков, которые участвовали в надругательстве над Забибой и в попытках погубить царя. Сказала Забиба царю, услышав, что он отдает приказ схватить ее мужа:
– Прошу тебя, царь мой, подумай о том, что могут сделать заговорщики, когда узнают, что негодяй схвачен.
– А что они могут сделать?
– То, что делают отчаявшиеся злодеи, которым угрожает плен и гибель, мой царь. Они рискнут и нападут, как это принято у царей Элама, и войдут в твой дворец.
– Ты права, Забиба. Я подниму армию и полицию, чтобы они были готовы к бою и смогли вынести длительную осаду дворца, пока заговорщики и захватчики не погибнут или пока они не ослабеют и не развеет их ветер.
Забиба сказала:
– Да, мой великий царь, именно так. А если позволишь, я подскажу тебе еще одну мысль.
– Конечно, Забиба. Говори, что хочешь сказать.
– Я прошу, чтобы ты позволил мне покинуть дворец. Я подниму народ, чтобы он поддержал армию, и злодеи придут в отчаянье оттого, что они остались одни, а у нас появилась такая мощная моральная и действенная поддержка.
– Да, Забиба. Сделай это побыстрее. Но я хочу, чтобы с тобой был отряд преданных мне солдат, которым будет командовать мой верный страж Абдулла.
– Да, мой царь.
Эти слова Забиба сказала с болью в сердце, вспомнив, что ей пришлось пережить из-за того, что недавно она отказалась, чтобы кто-то из солдат сопровождал ее по пути от царского дворца к дому. Вот и случилось то, что случилось. И все же она предпочла бы отправиться поднимать народ как одна из народа. Народ не любит проявлений власти, особенно когда они чрезмерны. Народ считает, и считает совершенно справедливо, что до того, кто носит слишком много одеяний, не доходит тепло народа и не передается ему. А многочисленная охрана, используемая государственным чиновником для вида и устрашения, способна разве что отпугнуть народ от него. Основанием для любви должны быть свобода и дисциплина. Чиновник не должен ограждать себя без необходимости. Если народ видит, что он без достаточно серьезной причины окружает себя охраной, это отпугивает от него простых людей. Как сможет тот, кто сковывает себя ненужными оковами, снять оковы с других? Народ, несмотря на благосклонность царя и мое положение при нем, знал меня как простолюдинку. И если люди увидят отряд солдат во главе с царским стражником, они воспримут меня как принцессу, а то и как царицу. А поскольку они не знают царя так, как знаю его я, они разбегутся от меня. Что же делать? Выйти без охраны и тем самым подвергнуть наш план сопротивления злодеям опасности? Нет. Я должна согласиться на охрану и довериться воле Аллаха.
– Так подумала Забиба, прежде чем спросить у царя позволения пойти к народу.
Когда царь заметил, что она разговаривает сама с собой, он спросил ее:
– О чем это ты, Забиба? Ты думаешь как-то иначе?
Забиба очнулась и сказала:
– Нет, мой царь, кое-какие мысли вертелись в моей голове, но я нашла твое решение самым верным. Я пойду к народу, если ты дозволишь, и я искренне взываю к Аллаху, чтобы Он обелил мое лицо в твоих глазах. Я верю от всей души, что Аллах существует и что Он справедлив. Он велик и может сделать так, чтобы народ пошел за тобой, в соответствии с теми высокими понятиями и помыслами, о которых я тебе толковала, и в соответствии с тем, что я знаю.
– Во имя Аллаха, - сказал царь.
Тогда Забиба приблизилась к царю и поцеловала его в лоб. Царь обнял ее. Потом она приветствовала его, опустившись на колени и склонив голову в знак покорности, признательности и любви, как сделала она когда-то, когда впервые пришла к нему во дворец, и как делала время от времени, когда царь поручал ей какое-нибудь важное дело, но не в каждодневных отношениях, ибо царь не хотел, чтобы пустые формальности убили или ослабили радость их отношений.
Вернулась Забиба, а позади нее шел народ. Люди кричали:
– За родину, за нацию, за веру, за преданность, за смелость, за свободу, за справедливость, за правду!
Нарастал гул голосов:
– Против измены, предательства, угнетения и гонений.
Народ столпился на территории дворца у внешней стены, а Забиба несла знамя, и сердце ее так и рвалось из груди. Она сидела верхом на своем белом коне, опоясанная мечом. И сплотилась армия, и все встали за царем, как за своим командиром.
Узнали заговорщики, что их план из-за мужа Забибы вот-вот раскроется, и прежде всего потому, что муж Забибы, хотя и казалось, что он не догадался, что Забиба разоблачила его, на самом деле обо всем догадался и решил немедленно бежать к эмирам-заговорщикам и к тем, кто поддерживал их в соседних царствах. Заговорщики решили напасть на царя в тот же день, но не учли того, что народ благодаря Забибе и благодаря Аллаху станет сердцем и опорой царя и что он сплотится, чтобы оказать армии существенную помощь. Поэтому, когда напали они со всех сторон на царский дворец, поразила их огромная сила, и застигнуты они были врасплох выпущенным в них роем стрел. И всякий раз, когда они пробивали брешь во внешней стене дворца, массы людей не давали им глубоко прорваться и сколько-нибудь серьезно расстроить порядки защитников дворца. И нападавшие поворачивали вспять, когда настигали их копья, мечи и стрелы солдат и простых людей, и даже дубинам нашлось место в этом упорном и победоносном сопротивлении. Наконец нападавшие были разбиты и бежали, бросив тела убитых, и стали презренными беглецами, после того как лишились высоких человеческих понятий и милости Господа милосердного и его благоволения. Но перед самым окончанием сражения Забибу сразила стрела, пробив кожаный панцирь, который она предпочла стальной кольчуге, чтобы отличаться от регулярной армии и слиться со своим народом видом и духом, ведь именно такие доспехи надевал народ, когда ему предстояло сражаться с врагом.
Отнесли Забибу в царские покои во дворце и уложили на постель, и один из стражников сообщил царю о случившемся.
И хотя это известие сразило царя и он готов был тут же устремиться к Забибе, все же он взял себя в руки и сказал себе:
– Боюсь, как бы воины по ошибке не подумали, что я покидаю поле боя, после того как ранили Забибу, и как бы не развалили оборону. И еще боюсь, что потом обо мне начнут распускать слухи те, кому это выгодно. Скажут, что я испугался сражения и решил покинуть его под предлогом того, что мне нужно проведать Забибу. Как бы там ни было, разве не является законом боя то, что командир не вправе покинуть его в самый решительный момент? Поэтому я буду мстить за Забибу, снося головы предателей, и сражаться до верной победы с помощью Бога Забибы.