Забирая Еву
Шрифт:
— Зачем? – спрашивает она, когда я кутаю ее в халат.
— Что «зачем»? – присаживаюсь перед ней на колени. Дотрагиваюсь до подбородка, приподнимаю его, хочу заглянуть в глаза. Но она отдергивает голову, отводит взгляд. Будто специально не хочет смотреть.
— Зачем ты приехал? – пытается говорить ровно, но я слышу дрожь в ее голосе. Молчу. Что мне ей ответить? Да и надо ли? Хватит слов. Они не изменят прошлых ошибок.
Беру в руки расческу, аккуратно, стараясь не делать больно, вычесываю спутанные волосы.
— Я же долбаная ошибка, Кай. Зачем все это? –
Закончив с волосами, откладываю в сторону расческу, присаживаюсь перед ней. Она снова отводит взгляд.
— Я все исправлю.
— Мне все равно. Теперь уже все равно, — шепчет она на этот раз равнодушным голосом. Не хочу спорить, не хочу слышать ее слова. Просто обнимаю.
— Не трогай меня, — всхлипывает, а мне сдохнуть хочется, не отпускаю ее.
— Не трогай меня, прошу, — плачет, сжимаясь от моих прикосновений, словно от чего-то приносящего нестерпимую боль. Отстраняюсь от нее. Пытаюсь держаться спокойно, в то время как сам задыхаюсь от боли.
— Хорошо, пойдем в постель, — подаю руку, чтобы могла подняться. Ева игнорирует ее. Встает, опираясь о стену, на трясущихся ногах направляется в сторону спальни. Настолько тяжело ей дается каждый шаг, что мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не плюнуть на все и, подняв на руки, самому отнести в кровать.
— Тебе принести что-нибудь? – спрашиваю ее, накрывая одеялом.
— Нет. Уходи, — произносит тихо, отворачиваясь от меня в сторону. Меньше всего мне хочется упускать ее из виду. Но я понимаю, что в данной ситуации, я, прежде всего, должен создать ей благоприятные условия для выздоровления.
В кухне мама кормит Леху.
— Ну как она? – спрашивает мама.
— Не хочет меня видеть, - говорю, а сам взгляд в пол опускаю.
— Ну хотя бы в себя пришла, — подает голос Леха. — Я позвонил врачу, Коль. Завтра утром приедет. Осмотрит ее, подскажет, как нам вытянуть поскорее из этого состояния.
— Хорошо, — киваю, присаживаясь на свободный стул.
Спустя несколько часов друг уезжает, пообещав приехать завтра вместе с доком. К Еве в спальню больше не захожу. С мамой она прекрасно общается, а меня даже видеть не хочет. Не знаю, как мне теперь исправлять все это. Не простит. Да и поделом ведь. Заслужил каждое сказанное в свой адрес ругательство. Только сейчас для меня главное - вытянуть ее. А с остальным разберусь позже.
До ночи мотался во дворе. Занимал себя чем угодно, лишь бы не оставаться без дела. А когда стемнело и мама сказала, что Ева уснула, прокрался к ее спальне.
Просидел полночи возле ее кровати. До полуночи она спала, а после - беспокойно металась по кровати, стонала, переходя на тихий плач. Разве можно выдержать дистанцию, когда ей так плохо? Не выдержал. Когда совсем невмоготу стало, подорвался к ней. А она в слезы. Отталкивает своими худенькими ручками, по подушке мечется. Тут и сам чуть в истерику не впал. Никогда еще таким потерянным и раздавленным не был. Вышел из комнаты, рухнул на пол под дверью. Так и просидел остаток ночи. Стиснув зубы, затыкая рот кулаком. Прислушивался к каждому ее шороху. Смотрел в темноту на ее силуэт и захлебывался от чувства собственной никчемности, от отвращения к себе. Всегда считал себя сильным, знающим что-то в этой жизни, а оказался последним слабаком и трусом. Оставил ее одну среди стервятников, накинувшихся на беспомощную девчонку. Пока убивался чувством вины, закидывался дорогим виски, пытался отвлечься с помощью работы и спорта, она здесь все круги ада проходила.
Глава 41
На следующее утро приехал Леха с врачом. Док, осмотрев Еву, побеседовал с ней и удалился с нами для разговора.
— Я ознакомился с ее медицинской картой, — поправляя очки на переносице, говорит он. — Девочке поставили диагноз шизоаффективное расстройство. Кололи ей очень сильные нейролептики :галоперидол, аминазин.
— Какие последствия от этих препаратов?
— Основным фармакологическим эффектом аминазина является вызывание нейролептического синдрома - эмоционального оскуднения, безвольного, безразличного отношения к окружающему миру, двигательной заторможенности. В настоящее время у девушки налицо практически все вышеперечисленное.
— Как ее вытянуть из этого состояния?
— Я выписал кое-какие препараты, которые ускорят восстановление организма. Учитывая то, что кололи препараты непродолжительное время, мы можем надеяться, что последствия могут уйти в ближайшее время. Но каждый организм реагирует по-своему. Одним достаточно недели для восстановления, другим и полгода недостаточно.
— То есть, велика возможность того, что она может остаться в таком состоянии на полгода? – чувствую, что закипаю.
— К сожалению, да. Но я буду навещать девушку раз в неделю. Проверять ее состояние, проводить беседы. Думаю, мы справимся с этим быстро. Главное, что требуется от вас - организовать ей спокойную обстановку, пытаться вызывать в ней радостные эмоции. Любимая пища, музыка, занятия.
— Я понял вас. И еще один момент, — в другой ситуации никогда бы не озвучил это постороннему. Но сейчас у меня другого выхода нет. — Незадолго до этого инцидента мы поссорились. Ева обижена на меня. Не подпускает к себе. Несмотря на то, что ко всему окружающему ведет себя безразлично, стоит мне приблизиться, она впадает в истерику.
— Так как девушка остро реагирует на ваше присутствие, лучше не нервировать ее. Самый главный принцип: никаких контактов без ее согласия, — хмурится доктор.
— Понял, — пожимаю ему руку и договариваюсь о следующей встрече.
Проводив врача, мы с Лехой остаемся на улице для разговора.
— Ты же понимаешь, что мы должны это сделать, — выпуская кольца дыма в небо, щурится от солнца.
Киваю. Как бы сейчас хреново ни было, понимаю, что нам никуда не деться от этого.
Спустя десять минут мы заходим в спальню. Ева не спит. Лежит на спине, безразлично глядя в потолок.
— Стой здесь, — шепчет мне Леха, притормаживая в дверях. Сам подходит к кровати.