Забудь о прошлом

Маркосян-Каспер Гоар

— Ты жил там, — сказал первый палевианин, ткнув сначала Дана пальцем в грудь, а затем указав в сторону бывшего лагеря землян. — Голоса. Пожалуйста, еще голоса.

Он сделал руками странное волнообразное движение и выжидательно посмотрел на Дана. Тот молчал, пытаясь понять, чего от него хотят.

— Музыка, — сообразил вместо него Поэт. — Они просят еще музыки. — Он повернулся к палевианам и напел одну мелодию, вторую, третью. Те взволнованно закивали. — Эти парни, видимо, из твоей аудитории.

Дан подумал.

— Голоса это можно, — сказал он. — Но здесь у меня нет голосов. Они там, — он показал рукой в сторону пустыря, до которого было не так уж далеко. — На корабле. Пойдемте туда.

Женщина — Дан уже понял, что одна из троих женщина,

отшатнулась и замахала руками, но первый палевианин остановил ее.

— Мы придем после, — сказал он. — Когда будет темно. Не видно. — Он прикрыл глаза руками и повторил: — Темно.

— Хорошо, — согласился Дан. — Когда будет темно.

И палевиане торопливо ускользнули в коттедж.

— Интересная штука, — сказал Поэт, глядя им вслед. — Знаешь, какое чувство они испытывали?

— Страх, — буркнул Дан.

— Верно. Но это лишь деталь. Компонент.

— То есть?

— Главное в их эмоциональном состоянии — душевный покой. Довольство. И на его фоне — страх. Страх лишиться этого довольства и покоя. Ну и плюс желание… наверно, это касается музыки…

— Откуда ты знаешь?.. Погоди, погоди… Маран ведь говорил мне… Ну и болван же я! Совершенно вылетело из головы! Эмпатия! Но по его словам, ты воспринимаешь только очень сильные чувства.

— Да.

— Неужели у этих вялых существ такие интенсивные эмоции?

Поэт развел руками.

— Не знаю. Во всяком случае, я их улавливаю.

Дан задумался.

— Это может пригодиться, — сказал он наконец. — Пошли домой.

«Стройплощадка» пустовала, Дан удивился было, но вспомнил, что «работы» приостановлены до завершения переговоров. Орбитолет тоже словно вымер, только в пультовой сидел перед экраном дежурный.

Патрик лежал в каюте на диване, увидев Дана с Поэтом, он сел и спросил:

— Нагулялись?

— Где шеф? — осведомился Дан.

— У себя. Если у тебя нет серьезного дела, лучше не суйся. Он зол, как… Как сто тысяч чертей.

— На меня? — удивился Дан.

— На себя!

— Почему?

— Ну как! Провалил переговоры…

— Ну уж и провалил. По-моему, они были вполне успешными. Никто не мог бы добиться большего.

Патрик демонстративно огляделся.

— А где Маран? — спросил он. — Что-то я его не вижу. Где вы его спрятали?

— Ты что, с ума сошел?

— Переговоры, Дан, можно было бы считать успешными, если б Маран сидел сейчас здесь.

— Экие вы максималисты, — проворчал Дан.

— Мы в той ситуации, когда минимализму не место и не время.

— Все равно я пойду к шефу.

— Что-то существенное? Пошли тогда все.

Железный Тигран выслушал отчет Дана и с досадой сказал:

— Какие мы все бестолковые! Вы, я… — и потом Поэту, — завтра пойдешь со мной… Душевный покой, говоришь? Чует мое сердце, придется нам пересмотреть всю нашу концепцию. Ладно, идите. А музыку, Даниель, ты им раздобудь. Поищи здесь, если найдешь у кого-то личный плейер, конфискуй безжалостно. От моего имени. Не найдешь, свяжись с астролетом, пусть пришлют. Все, уходите!

Плейер Дан нашел у связиста, конфисковывать не понадобилось, тот с готовностью предложил крошечный аппаратик и кристаллы к нему сам, и Дан без зазрения совести забрал у него всю фонотеку.

— Душевный покой, говорите, — бормотал он, перебирая кристаллы, потом заложил в плейер Баха и спрятал прибор в карман.

Обедать никто не пожелал, и Дан поел в одиночестве, удивляясь собственному аппетиту, затем в порядке любезности отнес шефу в каюту очередной термос с кофе — Тигран неподвижно сидел в кресле, даже свет у него был притушен. Вернувшись к себе, Дан обнаружил, что Патрик лежит на диване, закрыв глаза, и даже Поэт о чем-то сосредоточенно думал. Мыслители. Школа киников. Дан махнул на них рукой и пошел наружу. Смеркалось. Он машинально посмотрел на часы, отметил, что прошло уже сорок два, больше половины, и стал бродить по площадке. Какое-то время он старался «пересмотреть концепцию», но ничего не выходило, голова не работала, и тогда он стал думать, что их попытка спасти

Марана может и вовсе стоить тому жизни… Хотя до этого, наверно, не дойдет, если ничего не удастся сделать, шеф, скорее всего, решит улететь до того, как трое суток истекут, и в этом случае… В этом случае… Дан не смог заставить себя додумать фразу, перескочил через ее окончание и попытался вообразить будущее, в котором… Нет, невозможно!.. Он напомнил себе, что всего лишь несколько лет назад он никакого Марана не знал и жил себе спокойно, никогда ему не казалось, что его жизнь пуста. Но теперь он никак не мог представить, чем и как займется без Марана. Вот его пошлют на Перицену, он приедет в Лах, пойдет к Лахицину, и кехс, конечно, первым делом спросит про Марана. И он, Дан, скажет… Нет, лучше не надо. Но что тогда? Бакния? Одна мысль о том, что он бросит тут Марана и ступит на землю Бакнии, выглядела кощунством. Еще один вариант: вообще уйти из Разведки, вернуться к своей профессии астрофизика и тихо сидеть на базе, любуясь пульсарами и квазарами… Немыслимо!.. Он опустился на какой-то забытый брус и включил плейер.

Еще не вполне стемнело, когда из орбитолета вышел Поэт и молча сел рядом. Впрочем, мрак сгустился быстро, ночь выпала безлунная, и вскоре в непроглядной темноте слабо светились лишь окна отдаленных коттеджей, да в открытый люк орбитолета падали отсветы из коридора.

Неожиданно Поэт сжал руку Дана.

— Идут, — шепнул он. — Со стороны куполов.

Дан поглядел в ту сторону, ничего, естественно, не увидел, однако, выключив плейер и прислушавшись, различил шорохи. Палевиане пробирались по площадке с величайшей осторожностью, но все-таки цеплялись за обломки пластин и прочий строительный мусор. Наконец они приблизились настолько, что Дан сумел их разглядеть. Две темные фигуры в обычных бесформенных балахонах, их было бы трудно различить даже при солнечном свете, не то что звездном, но Дан все же узнал или угадал подошедшего днем к коттеджу палевианина. Спутник его был Дану незнаком. Палевианин протянул дрожащую руку, и Дан молча вложил в нее плейер. Потом, спохватившись, забрал обратно, взял палевианина за руку и на ощупь показал, как включать и выключать. Когда тихо зазвучал Бах, оба палевианина замерли, один даже прикрыл глаза от удовольствия. Они стояли так довольно долго, потом тот, кто держал аппарат, с видимым сожалением выключил его. Дан вынул из кармана коробочку с кристаллами и показал палевианину, как их менять. Палевианин старательно повторил операцию, включил плейер, довольно кивнул, снова выключил и передал его своему спутнику, бережно, обеими руками взявшему прибор. Коробочку с кристаллами он спрятал где-то в своей висевшей мешком одежде, затем подтолкнул товарища в сторону города. Тот послушно повернулся, сделал несколько шагов и исчез в ночи. Первый палевианин стоял, глядя на Дана.

— Колеблется, — тихо сказал Поэт.

Наконец палевианин на что-то решился, повернулся и быстро пошел прочь. Даже спасибо не сказал, подумал Дан, но не почувствовал обиды. Эти люди не вызывали в нем ни обиды, ни гнева, ни ненависти, только жалость.

— Когда мы сюда летели, — сказал Поэт в такт его мыслям, — я их люто ненавидел. А теперь уже нет. Не знаю, почему.

И тут палевианин вернулся. Его сутулая фигура вдруг вынырнула из темноты, он подошел прямо к Дану и прошептал еле слышно:

— Тот, с которым ты был вместе… раньше, не сейчас… Он… Его прячут во мраке.

— Каком мраке? — спросил ошеломленный Дан. — Где во мраке?

— Во мраке, — повторил палевианин, в панике оглянулся и припустил в сторону города.

— Во мраке, — повторил Дан, задыхаясь от волнения. — Пошли! — И бросился к орбитолету.

— Ощущение, что они боятся темноты, у меня возникло еще днем. Хоть они и сами выбрали время, я почувствовал их страх и нежелание, — сказал Поэт. — Однако, когда он говорил про этот мрак, он испытывал подлинный ужас. Но почему? Предположим, Марана держат в темной камере, тому, кто боится темноты, это может показаться очень неприятным, но такой ужас? — Он недоуменно покачал головой.