Забудь о прошлом
Шрифт:
— Три вопроса, — сказал он. — Быстро!
— Вы уверены, что вам удастся вытащить оттуда Марана?
— Да.
— Правда ли, что ВОКИ готов пожертвовать контактом с Палевой, чтобы это сделать?
— Если палевиане согласятся выдать его только на подобных условиях, зачем нам такие партнеры?
Пронзительный женский голос:
— А если вам, несмотря ни на что, не удастся его спасти, вы подадите в отставку?
Мертвая тишина. Дан, который уже добрался до люка, остановился.
— Да.
Тигран отвернулся и, не обращая больше внимания на гвалт, поднялся по трапу.
Хорошо, что шеф никому не позволил нас провожать, подумал Дан с облегчением, представив, как, спрятавшись в корабле, он оставил бы Нику на растерзание этим гиенам.
В переходнике стоял сутуловатый молодой человек.
— Доброе утро, Дино! — сказал Тигран, увидев его. — Привез?
— Привез, — отозвался тот, протягивая небольшую пластиковую коробку. — Берите. Капсула действует в течение двенадцати часов после приема. Только учтите, препарат еще не очищен, как следует, он токсичный, постарайтесь не злоупотреблять.
— Постараемся, — сказал Тигран. — Спасибо, Дино. Сколько дней ты не спал, три? Можешь рассказать этим бездельникам, — он кивнул в сторону взлетного поля. — Хотя лучше промолчи, а то полиция, в отличие от нас, спасибо не скажет.
Когда молодой человек спустился по трапу, Патрик заметил:
— У тебя, шеф, такой вид, словно ты получил рождественский подарок.
— Так и есть, — отозвался Железный Тигран. — Эти парни за месяц сделали дело, которое может отнять полжизни.
— И что же это такое? — спросил Патрик, косясь на коробку.
— Защита от станнера.
— Защита? Но ведь есть уже нейтрализатор.
— Нейтрализатор не то. Станнер вызывает блокаду нервно-мышечной передачи, гиперполяризуя клеточные мембраны, так? Нейтрализатором можно снять гиперполяризацию, но уже после, когда человек обездвижен и связан. Что хорошо для полиции, но нам-то нужно совсем другое… То есть, и нейтрализатор может пригодиться, но в ситуации с перестрелкой или погоней он бесполезен. А этот препарат создает защиту. Только не спрашивай меня о механизмах. Я понял лишь, что он не дает развиться гиперполяризации.
— Вот как? То есть можно принять эту капсулу и идти под станнер?
— Именно.
— Ловко. А против их станнеров это сработает?
— Должно сработать. Если принцип действия не очень отличается. Будем надеяться. Я консультировался с биологами, они утверждают, что другой принцип вообще невозможен, но ты же знаешь ученых, у них все всегда невозможно, пока не сунешь им под нос эту невозможность в реализованном виде. Но шансы, я считаю, довольно высоки. Ну что, по коням?
Палевая медленно поворачивалась на экране, словно нехотя показывая свои отливающие розовым бока. Оказавшись в искомой точке, орбитолет плавно вошел в атмосферу, замелькали облака, и проступила городская панорама. Город был совершенно такой же, как раньше: темно-голубые, ярко- и темно-синие дугообразные крыши, ртутные капельки, сверкающее, как никелированное, приплюснутое полушарие в центре, оранжево-желтые лоскуты скверов… Затем появились пустые улицы… не совсем пустые, не как в начале их пребывания здесь, а как в конце — с редкими одиночными прохожими. Точно, как в день отлета, а вернее, накануне, в тот день они ведь все попрятались. Словом, ничего не изменилось. А что, собственно, должно было измениться, спросил себя Дан и вспомнил, как шеф необидно высмеял его при первой встрече, с ходу угадав мучившие его неясные чаяния. Как он выразился? «…возглавить народ, стонущий под игом тирании, и вывести его на дорогу к светлому будущему? Суперменские замашки». Дан мысленно улыбнулся. Уж не ожидал ли он в самой глубине души, что увидит другую Палевую, что если не он, то Маран… Но так бывает только в романах, да и Маран не настолько наивен, чтобы пытаться освободить неизвестно от чего людей, которым никакого освобождения не надо.
Между тем, орбитолет, сделав круг над городом, взял курс на окраину, и шеф постучал костяшками пальцев по металлической переборке рядом со своим креслом, требуя тишины.
— А теперь слушайте меня внимательно. Через четверть часа мы садимся и сразу же начинаем работать. У нас очень мало времени. А именно, трое суток.
— Почему? — начал Патрик, но шеф жестом остановил его.
— Сейчас объясню. Помните, как они поступили с Натали?
— Как скоты, — сказал Поэт.
— Если они держали под станнером хрупкую, не способную ни к какому сопротивлению женщину, как они поступят с сильным, здоровым мужчиной? Я полагаю, что с момента нашей посадки, если не с момента нашего появления в их поле зрения, что произошло уже два часа назад, они будут держать Марана под станнером, и скорее всего, общего действия. Локального, как минимум. Вы согласны со мной? Или думаете иначе? Патрик, Дан?
Патрик удрученно покачал головой. Дан тоже промолчал, он представил себе Марана, беспомощного, лишенного возможности даже шевельнуть рукой, брошенного где-то в темноте на жесткой палевианской койке, если не прямо на полу, и почувствовал, что закипает от гнева.
— Но человек не может бесконечно долго находиться под действием станнера без последствий. Короче, биологи дали мне трое суток стопроцентной гарантии, что он восстановится полностью. И еще трое — пятьдесят.
— Подонки! — выкрикнул Поэт, сжимая кулаки.
— Погоди! — остановил его Тигран. — Конечно, все это в известной степени допущения. Может, он и вовсе на свободе и гуляет по улицам, может, та небольшая вероятность, что существует после шести дней, сработает, и он выкарабкается. Может, даже держа его под станнером, они будут время от времени снимать поле, чтобы не очень повредить его здоровью. Все так. Но мы станем исходить из худшего. А это значит, что прежде, чем истекут третьи сутки, Маран должен быть здесь.
— Это невозможно, — сказал Патрик безнадежно. — Мы болтались тут месяцы, и все без толку. А тут три дня. Исключено.
— Невозможно или нет, — возразил Железный Тигран, — но это должно быть сделано. Что с тобой, Патрик, ты же всегда любил трудные задания.
— Да, — сказал Патрик, — но когда я думаю, чем все может кончиться… Это же хуже смерти.
— Прекрати нытье, — рассердился Тигран. — Хорошо, что я не сказал вам об этом в начале полета, как намеревался. Вы бы впали в каталепсию. Так, садимся. Как коснемся земли, начинаем отсчет. Закончил пеленгацию? — обратился он к радисту, который прилип к пульту.