Забытая ария бельканто
Шрифт:
А мама… Иногда ему до кожного зуда хотелось прижаться к ней. И пусть считает маленьким! Лишь бы обняла, погладила по голове. Он готов стерпеть любое наказание – за разбитый графин или содранную коленку, – только бы заметила.
Раньше не понимал, откуда бралось ощущение неловкости в их отношениях. Когда подрос, подметил, что мама никогда не смотрела ему в глаза. Специально избегала, или он просто не существовал для нее?.. С таким равнодушием можно смотреть не пенку в стакане молока, думая о чем-то своем.
Часы пробили три. Максим отогнал флёр прошлого и принялся изучать бабкино письмо.
«Помнишь, как мы искали подарки? Ты еще возмущался, что мама подсматривает». Максим явственно увидел маму в легком сарафане василькового цвета и льняном жакете.
Широко расставив руки, она кружила по холлу, а бабка хлопала в ладоши перед маминым носом:
– Холодно, Софья, холодно!
Мама приподняла с глаз цветастую косынку и недовольно воскликнула:
– Что за нелепый розыгрыш?
Максим надулся:
– А подсматривать нечестно!
– Так полдня можно по дому бегать, а мне через два часа французов в аэропорту встречать.
– Могла бы уж и подыграть. Эка невидаль – французы. Подождут твои лягушатники! – проворчала бабка.
Мама передала Максиму повязку. Он прижал теплую ткань к носу. Пахло духами. Подкинул косынку, и шелковое облачко опустилось на перила, безжизненно повиснув, словно гигантская мертвая бабочка.
Бабка досадливо поморщилась и подошла к печке. Подтянулась на носочках и вытащила из углубления в стенке ярко красный куб, перевязанный золотистой лентой. Развернула шуршащую обертку и сунула в руки мамы коробку:
– Максимушка сам сделал. Открывай!
Максим во все глаза следил, как мама достала картонное сердце, обклеенное с двух сторон невообразимым количеством розочек из алой гофрированной бумаги.
«Бабушка не призналась, что помогала мне скручивать непослушные цветы. И два ряда сама на клей сажала, пока я соображал, как правильно делать», – он зажмурился от сладкого предвкушения похвалы.
Мама повертела поделку в руках:
– Миленько. Времени, наверное, много потратили? Могли бы просто букетом обойтись. Вот куда я это теперь дену? – она вытянула из бутонов атласную петельку, оглядела холл и повесила подарок на гвоздь, торчащий в стене между печкой и кухонной аркой. – Пусть тут будет. Красиво же? – и, пританцовывая, побежала к себе.
Максим провожал маму полными жгучих слез глазами:
– Бабушка, ей не понравилось? Это потому, что я один цветок неровно налепил, да? – он сдерживался, чтобы в конец не разрыдаться.
Бабка сдвинула брови:
– Нет, что ты! Сердце волшебное. Просто чудо, какое сердце! – она подошла и крепко обняла хлюпающего носом Максима. – Пойдем-ка мы торт резать.
В этот момент мама, прижимая мобильник плечом к уху, спустилась по лестнице:
– Да. В сейфе возьми, и расписка чтоб у меня на столе лежала. Катю предупрежу. Все. На связи. – Она повернулась в бабке: – К ужину не ждите.
– С днем рождения, мамочка! – отчаянно крикнул Максим.
Мама застыла на месте, скользнула взглядом поверх его головы, кивнула и тут же погрузилась в разговор по телефону.
Максима накрыла злость. Он отшвырнул письмо и взял гитару. Стащил чехол и забренчал:
– В призрачном тумане скрылся Альбион,
А по нервам чиркнул острый, острый ножик:
Виолетта ткнула пальцем: «Это он!» —
И рванула, убегая со всех быстрых ножек!
Вдруг в холле раздался грохот. Максим замер и прислушался. Что за чертовщина? Шаги? Сразу вспомнил о призраке. Неприятный озноб, пробежав по затылку, вернул детский страх.
«Входная дверь заперта. Окна – тоже… Хотя! Смешно: оно же сквозь стены проходит! – Максиму стало не по себе, рука автоматически потянулась к луку, что спрятался на двери за стиранными вещами. – Глупости! Даже если это оно, то что мне сделает? Убьет? Хотело бы, в детстве замочило бы. – Он положил гитару на кровать, подбежал к двери и рывком открыл ее.
Бледный лунный свет пробивался сквозь слуховое окно, едва освещая холл, а через входную дверь просачивалось мутновато-белое очертание мужской фигуры. Все те же широкие плечи. Круглая голова, на этот раз без шляпы, а вместо пальто – старомодный приталенный пиджак.
Максим упер руки в бока и крикнул:
– Вы кто и что здесь делаете?
Призрак шевелил губами, не издавая при этом ни звука, и отчаянно жестикулировал, как сурдопереводчик, словно приглашал куда-то.
– Не слышу! Громче можете? – Максим силился вспомнить отрывок, который им задавали классе в восьмом учить на трех языках. – Вы тут живете? Угадал? – Максим сделал шаг вперед. Страх исчез, появился интерес. – А почему не разговариваете? Как у Оскара Уайлда, помните? «Достигнув верхней площадки лестницы, он, отдышавшись и придя в себя, решил продемонстрировать свой знаменитый дьявольский хохот, который выручал его в стольких случаях. Поговаривали, что от этих звуков за ночь поседел парик лорда Рейкера, а три французские гувернантки леди Кентервиль заявили о своем уходе, не прослужив в замке и месяца».
Полупрозрачная фигура засветилась ярче, превратившись в плотный сизый сгусток.
– Эй, сейчас хохотать начнете? – Максим опешил от вида столь неожиданной метаморфозы. – Может, не надо? – Он ринулся к привидению, подошел вплотную и, окончательно поборов испуг, шагнул сквозь него. Легкий ветерок коснулся волос. Лампочки в люстре замигали и зажглись все разом. На кухне с шумом распахнулась форточка, и порыв прохладного ночного воздуха всколыхнул занавески. Максим резко обернулся. Никого.