Забытые дела Шерлока Холмса
Шрифт:
— Очень интересно, — нетерпеливо произнес Холмс. — А что вы скажете об этом человеке?
— У меня были основания для того, чтобы его запомнить, хотя с тех пор прошел год или два. Я сфотографировал его прямо здесь, в гавани Найтстоун, и повесил снимок на стенд. Джентльмен был очень недоволен. Однако я несколько дней не снимал фотографию. Затем, когда я уже собирался ее выбросить, меня посетила одна леди — миссис Таккетт, хозяйка пансиона на Аппер-Черч-роуд возле Глентвортской бухты. Указав на снимок, она сказала, что этот человек уехал, не заплатив ей за три недели проживания.
— Она обращалась в полицию?
— А что толку? — философски вздохнул мистер Джексон. — Полиция ничего не станет предпринимать. Вам скажут, что это гражданское дело и вы можете предъявить нарушителю иск, если захотите. То есть если найдете его!
— А как его звали?
— Уильямс, — торжественно произнес фотограф, словно желая похвастаться своей памятью. — Соответственно, такая фамилия была и у его жены.
— И вы не забыли этого за столь долгий срок? — с невольным недоверием спросил я.
Фотограф посмотрел на меня, как на слабоумного.
— Он вернулся, поэтому я его и вспомнил, — неспешно объяснил он. — Сначала приехала его жена. Она собиралась снова остановиться у миссис Таккетт, принесла ей извинения и выплатила задолженность. Дама сообщила, что муж бросил ее год назад. У нее осталось немного личных средств от отца, который служил управляющим в банке, поэтому она и смогла расквитаться. Спустя неделю-другую миссис Таккетт рассказала мне, как однажды миссис Уильямс отправилась купить цветы и вернулась в пансион в радостном возбуждении. Она заявила, что повстречала своего мужа, мистера Уильямса, которого не видела целый год. Он стоял возле павильона в Глентвортской бухте и смотрел на море.
— Забавное совпадение, — осторожно заметил Холмс.
— Совпадение? — Мистер Джексон сердито поджал губы. — Хладнокровный расчет, если хотите узнать мое мнение. По словам миссис Таккетт, они помирились. Сразу после этого он отправился вместе с женой к мистеру Литлингтону из адвокатской конторы Бейкера и переписал на свое имя все имущество, доставшееся ей от отца.
— Ах да! — воскликнул Холмс с таким видом, будто Смит, он же Уильямс, совершил нечто похвальное и благоразумное. — Так и должно было случиться.
Мистер Джексон неодобрительно посмотрел на него, но мой друг лишь улыбнулся и отошел от киоска.
— Боюсь, Ватсон, что Констанс Мэкс вовсе не вторая жена мистера Смита. Я бы дорого заплатил, чтобы узнать, сколько их всего у него было.
Мы прошли мимо пирса, над которым разносились звуки играющего где-то поблизости оркестра.
— Какая разница, сколько их было? — спросил я. — Он все равно отправится на каторгу на семь лет, если дело дойдет до суда.
Холмс хмуро посмотрел на меня:
— Я бы пожелал иного приговора для мистера Смита. Такому артистичному преступнику, как он, семь лет могут показаться чуть ли не оскорблением. Истинный художник, Ватсон, всегда балансирует с петлей на шее на узкой доске над пропастью. Qualis artifex pereo [62] , как справедливо заметил император Нерон перед кончиной. Подобные люди предпочтут каторге камеру смертников.
Наше возвращение с побережья Бристольского залива на Бейкер-стрит совпало с одним из приступов апатии, которые порой внезапно настигали Холмса. С самого начала расследования я опасался, что он страдает неким психическим недомоганием. Казалось, мой друг потерял всякий интерес к делу, далеко еще не завершенному. Большую часть времени он проводил сидя в своем кресле, погруженный в мрачные раздумья. Когда однажды вечером нас навестил Лестрейд, чтобы рассказать о новостях преступного мира Лондона, Холмс равнодушно выслушал его, стоя у камина и даже не пытаясь сдержать зевоту.
62
Какой артист погибает (лат.).
Прошло пять дней, как мы приехали домой, а он так и не поговорил с нашим другом из Скотленд-Ярда о Мэксе и его дочери. На шестой день утренняя корреспонденция наконец-то заставила моего друга стряхнуть оцепенение. Я привык к тому, что на имя Холмса приходили письма с тисненым гербом Сомерсет-хауса. Он не раз пользовался услугами доктора Л’Эстренджа, архивариуса этого славного учреждения, где фиксировались все рождения, браки и смерти в стране. В тот день Холмс, изменив обыкновению не притрагиваться к почте до завтрака, сразу же взял в руки конверт из Сомерсет-хауса и вскрыл его резким движением ножа с рубиновой рукояткой. Того самого, который премьер-министр Франции Жорж Клемансо подарил ему в знак благодарности за успешное завершение шпионского скандала с майором Дрейфусом и оправдание этого невинного человека.
Холмс прочитал послание и усмехнулся:
— Бог мой, Ватсон! Мы с вами недооценивали мистера Смита!
Я заметил, что к письму был приложен еще один документ. Холмс поднял на меня весело заблестевшие глаза:
— Это, мой дорогой друг, свидетельство о браке Джорджа Джозефа Смита!
— С мисс Бёрнем или, может быть, с мисс Констанс Мэкс?
Он покачал головой:
— Еще лучше. Это свидетельство о браке с Эдит Мейбл Пеглер, заключенном в тысяча девятьсот восьмом году в Бристоле. Мы были чудовищно несправедливы по отношению к этой леди, подозревая ее в незаконной связи со Смитом. Она названа здесь домохозяйкой — вне всякого сомнения, в доме своего жениха. О самом Джордже Джозефе Смите сказано, что ему тридцать три года, он коммерсант, сын покойного скульптора Джозефа Смита.
— Значит, он двоеженец. Слава богу, с этим делом покончено.
Холмс еще энергичнее замотал головой:
— Ваша склонность к обывательским рассуждениям о морали не перестает меня удивлять. Если Смит — обыкновенный двоеженец, то его брак с мисс Мэкс признают недействительным, следовательно, никакого интереса он для нас больше не представляет. Смею предположить, что это не так. Давайте подсчитаем. В тысяча девятьсот восьмом году наш «коммерсант» женился на мисс Пеглер. Через два года он под именем Генри Уильямса вступил в новый брак с неизвестной нам пока женщиной. Еще год спустя состоялась его свадьба с Элис Бёрнем. А несколько недель назад он стал женихом в четвертый раз, после чего мы о нем и узнали. Теперь нам предстоит выяснить, сколько раз еще он был женат.
С этими словами Холмс принялся вскрывать оставшуюся корреспонденцию, бегло просматривая каждое письмо и откладывая в сторону.
— Неужели это все ради денег? — с сомнением спросил я. — Много ли он мог получить с этих женщин?
— Если говорить о семьях Бёрнем и Мэкс, то я не сомневаюсь, что они расстались бы со значительными суммами в обмен на обещание афериста развестись. Но задумайтесь лучше над тем, сколько он мог потребовать, заявив, что условия брачного договора не выполнены и его следует признать недействительным. Понимаете? Нам необходимо выяснить, каково финансовое положение так называемой миссис Уильямс. Безусловно, я уже получил ответ из отдела по делам о наследствах и разводах, но не обнаружил там сведений о разводе Смита с Эдит Мейбл Пеглер вплоть до тысяча девятьсот десятого и даже тысяча девятьсот двенадцатого года. Таким образом, он, как вы справедливо отметили, является двоеженцем, однако нас это интересует в последнюю очередь.