Забытые острова
Шрифт:
Разбираться в следах животных — большое искусство, и охота за следами — одно из занимательных занятий. Кроме того, следы зверей и птиц должен знать не только охотник-промысловик или охотник-любитель, но и ученый-зоолог и юный натуралист. Тот, кто не знает следов диких животных, — в природе как слепой. У такого человека, как говорил описанный В. К. Арсеньевым чудеснейший следопыт Дерсу Узала, «глаза есть, а посмотри нету».
Звери и птицы очень чутки и осторожны и, зачуяв человека, бесшумно исчезают с его пути. Поэтому можно неделями бродить по лесам и полям и не видеть крупных диких животных, но все разведать, прочесть о них по следам, узнать их повадки, поведение, все самые разные события их жизни, все — только по одной следовой книге.
По разнообразнейшим следам на земле, снегу и окружающим предметам можно определить, какие животные водятся в той или иной местности, как они добывают себе корм, как охотятся и защищаются от врагов, как нападают на недругов и заботятся о потомстве, болеют, кочуют. По следам в лесу и в поле можно подметить такое, что не всегда увидишь непосредственным наблюдением. Да и как иначе, без следов, узнать диких животных, особенно крупных: они осторожны, всегда вовремя скрываются от взора человека.
Изучение следов, кроме того, лучшая тренировка наблюдательности, смекалки, зрительной памяти человека. Тот, кто постиг грамоту следов, становится зорким в жизни. Такой человек никогда не пройдет мимо того, чего не заметят тысячи лиц, не посвященных в это дело. Следы диких животных — это самая первая древняя школа, развившая дремлющие способности человека. Чтение следов, вероятно, и было одним из главных условий, развивавших у предка человека его ум. Не поэтому ли следопытство — увлекательное занятие!..
Я захватил кусок плексигласа, восковой карандаш и в бутылочке скипидар. Увидев след, положу на него плексиглас, обрисую контур следа восковым карандашом, потом на просвет перенесу его на бумагу, а на плексигласе рисунок сотру скипидаром при помощи тряпочки. Это давнее мое приспособление очень помогает рисовать следы.
Низкие илистые берега оказались отличным альбомом следов. Совсем недавно над ними в воде плавали рыбы, копошились личинки водных насекомых. Теперь же, едва ушла вода, на освободившийся от нее кусочек суши пожаловали наземные жители.
Кто только здесь не наследил! И вскоре у меня богатый улов: целая стопочка бумаги с рисунками следов для моей коллекции.
«Черная тропа» — выражение профессиональное. Так охотники называют следы зверей и птиц, оставленные на земле, на грязи, на иле, по берегам рек, ручьев, озер и болот. «Белой тропой» называют следы на снегу. В отличие от следов по песку следы на черной тропе более долговечны, и они не боятся ветра. Наоборот, иногда, засыхая, они становятся очень прочными, могут сохраняться долгое время, пока их не размоют дожди или воды наступающего озера или реки. Бывает, след поздней осенью, после заморозка, окаменевает на всю зиму и сохраняется до самой весны.
На обширной отмели у берега озера, как я и ожидал, оказались следы, оставленные в разное время. Они наслоились друг на друга так сильно, что разобрать страницы этого богато исписанного повествования оказалось не так просто. И все же!
Первое, что увидал, — это следы изящных копытец. После раздумий убеждаюсь, что они по меньшей мере принадлежат не джейрану — тот отличается узкими копытцами — и не сайге, а косуле. Забегая вперед, скажу, нашел я и следы сайги, правда очень старые. Они крупнее, носок их уже. Следовало бы подольше поизучать следы косули, да увидал белую трясогузку. Как всегда, помахивая своим длинным хвостиком и не спуская с меня черных бусинок глаз — такая осторожная, она что-то разыскивала по самому берегу. След, хозяин которого известен, ценен вдвойне. Поэтому, мысленно извинившись перед миловидной птичкой, я тотчас спугнул ее. Возле воды кромка ила оказалась вся истоптанной птичьими лапками. Вот забавный след косолапика кулика-перевозчика. Пятки его ножек поставлены снаружи.
Там, где ил пожиже, косолапистость птички еще больше увеличилась. Видимо, в этом кроется какой-то секрет передвижения по топкому грунту. Какой — пока мне неизвестно. Возможно, на твердом грунте куличок ставит свои ножки совсем ровно, и косолапистость его исчезает. Завидев меня, взлетел с берега чибис. И эта птичка оказалась таким же косолапиком, как куличок-перевозчик. Но след ее, конечно, значительно крупнее, внушительнее.
На небольшом мыске, вдающемся в озеро, все истоптано следами серой цапли. Она здесь что-то делала, на кого-то охотилась. А может быть, следы не серой цапли, а другой, более редкой цапли, — белой. Но когда мы подъехали к этому берегу, с него, испугавшись человека, слетела серая цапля и, плавно размахивая большими крыльями, полетела искать спокойное место. В одном месте цапля по своему обыкновению долго стояла на одной ноге.
Что-то понадобилось здесь пронырливой сороке. Искала рыбу, выброшенную на берег, или ради чего-то другого посетила это открытое пространство?
Прогулялся по илу дикий кот, и, судя по всему, немалый. Но какой? Степная пятнистая кошка или барханный кот — сказать трудно. Шел он забавно, растопырив в стороны пальцы, чтобы поменьше увязнуть в топком грунте, ради устойчивости широко расставляя в стороны ноги.
Задал мне головоломку заяц-песчаник. И он сюда пожаловал. Наверное, ночью выбрался из овражков да зарослей кустиков на чистое обдуваемое место, понапечатал на нем своими лапами. Сперва, когда я увидел его следы у самой кромки воды, не догадался, кто их оставил. Зайчишка на мокром иле лег на животик, оперся всей ступней задних ног и тогда принялся лакать воду. Бедняжка! Вода-то не пресная, соленая. Видимо, он к ней приспособился. Живут же его родичи в жаркой пустыне совсем без воды, получая влагу из зеленого корма. Казалось бы, попил зайчишка воды — и убирайся подальше от опасного открытого пространства. Мало ли здесь может оказаться недругов! Но не таков был наш зайчик. Побродил основательно всюду, везде побывал, напечатал свои следы по-разному. В этом деле он совсем не такой, как другие зайцы, — скачет, как придется, неодинаково. Вот его след как будто типичный, обычный заячий. Но вдруг ни с того ни с сего он поскакал не так, как всегда, а так называемой четверкой. Охотники за зайцем-беляком или русаком ни за что не поверят, что такой след оставил заяц.
Прогулка зайца была безмятежной. Мест, где он скакал во всю прыть, чего-то испугавшись, немного. Все остальное время он передвигался не спеша, с частыми остановками, сидел на одном месте подолгу, отпечатав глубокий след, привставая слегка на задние лапы и едва прикасаясь к грунту передними.
Вдали от берега кто-то основательно взрыхлил землю. Кому понадобилось ковыряться во влажной почве, поднимая ее целыми валами, как не кабану? Не зря он здесь копался, разыскивал питательные коренья водных растений, по пути прихватывая крупных медведок. Сколько здесь паслось свиней и в каком возрасте — узнать трудно, слишком все перековеркали. Но один след все же сохранился. Принадлежит он молодой свинье.
Медведками очень любит лакомиться завсегдатай всех ландшафтов, лесов, степей и пустынь, нетребовательный в выборе мест для жизни барсук. Жизнь его тяжела. Ради жира, якобы обладающего лечебными качествами, это животное повсеместно и усиленно истребляют. Если так будет продолжаться далее, скоро барсуков не останется. Здесь должны быть его следы, и мне не приходится их долго разыскивать. Следы его похожи в миниатюре на следы медведя. Оба они, хотя и не родственники, копаются в земле, оба всеядны, и у обоих природа создала одинаковое строение лапы. Барсук умеет копать! Почуяв неизвестно каким образом находящуюся на значительной глубине медведку, он делает узкую, почти отвесную ямку и лапкой достает добычу, проделав небольшой экономный раскоп. Наш барсук неплохо поохотился на илистой отмели.