Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Шрифт:
ГОРЧАКОВА. Да… Потому что оппортунисты всех мастей во главе с исключенной из партии Ковалевой…
СЕРОШТАНОВ. И еще не исключенным Сероштановым…
ГОРЧАКОВА. Да-да… Они пытались извратить исторический смысл строительства, заявляя, что Виктор якобы обманывал нас. Жалкая клевета. Месть за то, что он мужественно отмежевывался от Ковалевой. Нет, мы доведем начатое Виктором дело до победною конца, и пусть нас рассудит история.
СЕРОШТАНОВ. Сначала нас це-ка-ка{315} рассудит, а потом
ГОРЧАКОВА. Ты выйдешь из це-ка-ка без партбилета.
СЕРОШТАНОВ. А ты совсем оттуда не выйдешь!
РЯДОВОЙ. Ну-ну, спокойно, товарищи. Сядь, Сероштанов, сядь.
СЕРОШТАНОВ. Дайте мне слово. Я громить буду. Надо потоньше заглянуть в заискивающие их отношения. Они друг с другом теперь облизываются, скатились до последней блокировки. Но все это лицемерное зачатие! Я все их доводы по пальцам зафиксировал.
РЯДОВОЙ. Вот что… По-моему, ясен вопрос.
СЕРОШТАНОВ. Как, ясен? Может, я выражаюсь закостенело — это у меня от большого волнения… Это пройдет сейчас. Сейчас я буду лучше говорить.
ГОРЧАКОВА. Незачем! Ясен вопрос..: Абсолютно ясен.
ВИКТОР. Как стеклышко.
СЕРОШТАНОВ. Они вас опутали!
РЯДОВОЙ (Горчаковой). Вы на биллиарде играете?
ГОРЧАКОВА. Нет. Но при чем здесь биллиард?
РЯДОВОЙ. Жаль-жаль… А то бы вы знали разницу между биллиардным шаром и мной…
Большие слова в оборот взяли. Хорошие слова. Испортили их, изгадили, думали, спасут вас большие слова. Не спасут. Потому что мы слов не боимся. Вот… Цех мы законсервируем. Денег на его достройку в этом году не дадим. Вопрос о руководстве завода решим в ближайшие дни. Ясно? Все.
ВИКТОР. Та-ак!
ГОРЧАКОВА. Нет, это еще не все! Теперь мне многое понятно. Ваше предложение консервировать цех и дневник Ковалевой, где все разговоры с вами записаны. Все это очень легко увязать в одну линию.
РЯДОВОЙ. Ну-ну?
ГОРЧАКОВА. В линию законченного оппортунизма. Удивляюсь, почему вы не были в оппозиции вместе с Накатовым. Удивляюсь…
ВИКТОР. Ничего, срубали головы и повыше… Будем драться, товарищ Рядовой. А цех я послезавтра открою своей властью, с музыкой открою. И тогда — попробуйте консервировать!
ГОРЧАКОВА. Молодец, Виктор!
РЯДОВОЙ. Ну-ну! На сегодня, собственно, довольно.
ВИКТОР. До скорого свидания! Пошли!
СЕРОШТАНОВ. И кто с этой бабой спать решается? Сверхъестественно!
РЯДОВОЙ. Ну-ну… С завтрашнего дня к тебе начнут преподаватели ходить на дом. Ты им дверь отпирай.
СЕРОШТАНОВ. На какой
РЯДОВОЙ. Главное — учись лучше. Вот. И Нину мне найди, обязательно найди.
СЕРОШТАНОВ. Будет исполнено, товарищ начальник!
РЯДОВОЙ (один). Ну-ну…
Не спишь? Запиши на завтра: о консервации на проволочно-гвоздильном заводе… О руководстве завода… Еще как. Включи в список персонально обучаемых директоров Сероштанова… Серо… Серые штаны. Павел… Не знаю. Из группы посылаемых нами в Америку фамилию Ковалевой вычеркни… Или нет, возьми пока в скобки… Все.
«Еще мы будем счастливы, но уж висок седой…» Седой, седой. Седина в борову, а бес в ребро. Любви все возрасты…. Я вас люблю — любовь еще быть может… Быть может — может быть. Быть или не быть — вот в чем вопрос. Вопрос поставлен на другое ребро. Ах, Василий, Василий. И Нина… Что Нина? Ничего. Ну, так что? Так просто… То-то же!
«Милая Вера. Давно А хотел тебе написать…»
И до сих пор не удосужился… (Пишет вновь.) «Не сердись, Вера, на меня за эти неприятные строки…»
Пятачок стоит! (Пишет вновь.) «Вера, принимая во внимание все обстоятельства…»
«Милая Нина!» Опять Нина?
Ничего не получается. Надо спать. Спать тебе надо, старик.
Да-да… Обязательно, скорей!
РЯДОВОЙ. Вот. Это очень хорошо, что вы пришли… Я, собственно, надеялся и даже беспокоился. Садитесь. Сейчас будет чай, и все. Домработница моя спит — я принесу сам. Ну-ну…