Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Шрифт:
РЯДОВОЙ. Нужно.
НАКАТОВ (встал, бросил печенье). Слишком много вот тут… До каких пор молчаливо ждать?
РЯДОВОЙ. Перемен?
НАКАТОВ. Встряски. Такой встряски, которая повернет массы.
РЯДОВОЙ. Гордый ты, очень гордый… А может, лучше самому повернуться?
НАКАТОВ. К подхалимам и хамелеонам? К системе [магометанского] социализма? Что они делают с молодежью, те, которые сейчас наверху? Они воспитывают янычар,
РЯДОВОЙ. Враги всегда обвиняли Владимира Ильича{320} в непримиримости…
НАКАТОВ. «Я мыслю — следовательно, существую…»{321} Ха! Но они же разучились мыслить — эти непримиримые. Стало быть, они не существуют. Так и есть. Они движутся инерцией громадного, как земной шар, исторического движения… Но все это до первой войны. Война разрушит инерцию, кровь прояснит мозги.
РЯДОВОЙ. Добавь — война, в которой нас разгромили бы. Ибо победоносная война еще сильнее сплотит массы вокруг нашей теперешней линии. Стране Советов ты желаешь поражения?
НАКАТОВ. А если не война, то борьба внутри. Активная и тайная борьба…
РЯДОВОЙ. Против кого? Против партии, в которую ты вернулся, признав на бумаге ошибки? Против нее, но вместе с теми, кто давно мечтает эту борьбу начать, — вместе с буржуазными интервентами… Так?.. От каторги и ссылки за революцию — до рукопожатия контрреволюции… Ты выбираешь эту дорогу?
НАКАТОВ. Я был и остался революционером… Мое прошлое…
РЯДОВОЙ. Твое прошлое тебе не принадлежит! Если хочешь быть памятником — умри вовремя… Но если остался жить — иди в ногу с жизнью.
НАКАТОВ. Чьей жизнью?
РЯДОВОЙ. Жизнью миллионов. Вся страна учится владеть землей, мыслить и управлять. Миллионы подняты. Они склонились над книгами, прильнули к микроскопам, рулям, механизмам… Они прошлых авторитетов не признают и вчерашних заслуг не вспомнят, если ты сегодня не с ними…
НАКАТОВ. Но те, кто ими руководит!
РЯДОВОЙ. Те поняли, что движемся мы не инерцией, а волей этих миллионов, те эту волю организовали и направили на борьбу с инерцией, заткнув рот болтунам и паникерам…
НАКАТОВ. О ком ты говоришь?
РЯДОВОЙ. Я говорю о нашем Центральном Комитете… [Я говорю о вожде,] который ведет нас, сорвав маски со многих высокообразованных лидеров, имевших неограниченные возможности и обанкротившихся. Я говорю о [человеке,] сила которого создана гранитным доверием сотен миллионов. [Имя его] на всех языках мира звучит как символ крепости большевистского дела. И [вождь этот] непобедим, потому что непобедима наша революция. Ты знаешь, о ком я говорю…
НАКАТОВ. Значит, наверху все благополучно? Значит, враги только внизу?
РЯДОВОЙ. Нет, враги были и в Центральном Комитете. Вышибли.
НАКАТОВ.
РЯДОВОЙ. Предатели.
НАКАТОВ. Были.
РЯДОВОЙ. А если остались — добьем!
НАКАТОВ. Так…
Что ж, Наполеон… Иные ему изменили и продали шпагу свою. Иные…{322} Я всю жизнь ошибался в людях — и вот еще один, надеюсь, последний раз. Прощай! (Усмехнулся.) Но счастлив я на этот раз, что не сказал большего.
РЯДОВОЙ. И на этот раз счастье тебе изменило. Я знаю все, что мне нужно знать.
НАКАТОВ. Что именно?
РЯДОВОЙ. Хрусталев. Семеновский. Гусев… И кто еще? Конспиративная группа для борьбы с Центральным Комитетом.
НАКАТОВ. Кто?.. Кто?.. Нина?.. Нина тебе сказала?
РЯДОВОЙ. Она.
НАКАТОВ. Предашь?
РЯДОВОЙ. Нет, не предам…
НАКАТОВ. Саша!..
РЯДОВОЙ. Я не предам партию. Я расскажу ей обо всем.
НАКАТОВ. А!
НИНА. Нет, нет, он не расскажет, нет…
НАКАТОВ. Ты здесь? У него?
НИНА. Я поговорю с ним, я знаю — он меня послушает, это ведь я, все я.
НАКАТОВ. Ты мало его знаешь, Нина.
НИНА. Я знаю его лучше вас! Я его сердце знаю!
РЯДОВОЙ. Ты мало знаешь мое сердце, Нина!
НАКАТОВ. Вот! Слышала? Это — ответ. Ответ на все. Прощай, милая ласточка. Ты не виновата. Это — моя глупая вера в людей. Я думал, что дружба, скрепленная жизнью, стоит большего, и только сейчас понял все до конца. Я слишком слабо ненавидел врагов и чересчур сильно доверял друзьям. (Рядовому.) Если есть еще на свете сила проклятия — я проклинаю тебя [как человек и революционер.] Пиши, пиши обо мне — я этого не прочту. Но выстрел мой ты услышишь. Прощай!
НИНА. Александр Михайлович, вы же мне обещали… Обещали не говорить. Вы не скажете, вы, конечно, не скажете, Сашенька? Вы слышали — он убьет себя.
РЯДОВОЙ. Нина, выслушай…
НИНА. Нет, нет, я знаю — вы скажете, что сама, мол, о правде говорила, что Виктора не побоялась, — это мелкое, совсем другое, Виктору это на пользу, а Накатов застрелится. Пусть ложь, пусть обман, но один-единственный раз прошу: промолчите!