Забытый легион
Шрифт:
— Так ты говоришь, что Красс набирает войско?
— Габиний, конечно же ему надоело, что вся слава достается Помпею и Цезарю.
Услышав голос Манциния, Фабиола улыбнулась. Ему довелось несколько раз переспать с ней, и девушка была искренне поражена, насколько быстро он к ней привязался. Впрочем, пожилой купец нечасто мог позволить себе посещать ее и довольствовался проститутками подешевле. Но Фабиолу это нисколько не волновало. Манциний не обладал сколько-нибудь заметным влиянием. У Фабиолы в жизни имелось лишь три цели — освободить свою семью, отомстить Гемеллу и разделаться с тем мужчиной, который изнасиловал
Первое место, конечно же, занимал Брут. За минувший год молодой аристократ изрядно влюбился в нее. Фабиола не жалела сил, чтобы крепко-накрепко запутать его в своих сетях. Когда он бывал в Риме, то не реже раза в неделю посещал Лупанарий. Брут водил Фабиолу в театр и даже выезжал с нею в свою виллу на побережье. Она всерьез надеялась, что в недалеком будущем он выкупит ее и, возможно, даже сделает своей вольноотпущенницей. Фабиолу сжигала жажда свободы.
— После недавних побед Цезарь стал очень популярен. А Красс небось завидует ему, — с откровенной насмешкой произнес третий мужчина.
Габиний громко фыркнул:
— Он никак не может забыть, что Сенат отказал ему в триумфе после разгрома Спартака.
— Пусть прошло пятнадцать лет, но рана все так же болит, — возмущенно воскликнул Манциний. — Красс отвернул от Рима величайшую из опасностей, какие грозили ему за последние сто лет, а в награду получил всего лишь жалкий пеший парад!
— Зато Помпей Великий удостоился полного триумфа, — добавил третий собеседник, — хотя всего-то и сделал, что добил остатки восставших.
— А Красс с тех пор только и знал, что жаловаться, — громко хмыкнув, ответил Габиний. — А нужно было оторвать задницу от подушек и выиграть хотя бы еще одну войну. Тогда он сравнялся бы с Помпеем и Цезарем.
— О чем ты говоришь? — недоуменно спросил купец.
— Неужели непонятно? Список побед Помпея впечатляет, — объяснил Габиний. — Сторонники Мария в Африке. Киликийские пираты. Армия Митридата Понтийского. За это Сенат наградил его десятидневными публичными почестями. Да, Красс — богатейший из всех римлян, но на памяти нынешнего поколения он не одержал ни одной военной победы.
Манциний предпочел промолчать.
— Своими победами в Малой Азии Помпей на самом деле обязан Лукуллу, — вновь вмешался третий. — Но у народа память короткая. Потому-то сегодня Цезарь популярнее всех.
Фабиола наконец-то узнала голос Мемора, нового поклонника Помпеи. Ее позабавило, что всех посетителей публичного дома смело можно было разбить на три лагеря. Соперничество триумвиров за первое место разделило публику как никогда резко. Между мужчинами, отдыхавшими в бассейнах, то и дело разгорались споры, иной раз переходившие в драки. Помпей, один из нынешних консулов, обладал огромной популярностью благодаря своим военным успехам и щедрости по отношению к ветеранам своих легионов. Красс, второй консул, тратил баснословные деньги на то, чтобы сравняться со своими соправителями. Но даже огромный политический опыт пока что не помог ему добиться той народной поддержки, какой пользовались остальные. Ну, а Цезарь привлекал к себе всеобщее внимание новыми завоеваниями,
— Юлий Цезарь, вот с кого нужно глаз не сводить, — продолжал между тем Мемор. — Это он покорил Галлию, добыв огромные богатства. За что и получил пятнадцать дней публичных почестей. И состояние свое он нажил не тем, что поджигал дома в городе!
Габиний расхохотался.
— Никто пока еще не доказал, что эти поджоги были намеренными, — возразил Манциний.
— А тому, кто попробует доказать, живо перережут глотку, — бросил в ответ Мемор. О тесных связях Красса с презренным политиканом и мятежником Клодием знали все.
Габиний снова хохотнул.
Фабиола плотнее приложила ухо к дырке, ей хотелось побольше узнать о Меморе. Помпее недавно стало известно, что он ланиста Большой школы. Он быстро разбогател благодаря стремительно растущему увлечению гладиаторскими боями. Фабиола не имела никакого представления о том, в какую именно школу был продан ее брат, и, как ей представлялось, чтобы выяснить это, было бы хорошо для начала свести знакомство с Мемором.
Уже более года она ничего не знала о брате. Посетители разговаривали только о самых знаменитых бойцах. При мыслях о единственном оставшемся у нее родном человеке у Фабиолы сжималось сердце. На протяжении года Брут предпринял несколько попыток отыскать и выкупить ее мать (конечно, не называя своего имени), но они окончились безрезультатно. Гемелл сдержал свое слово и продал Вельвинну на невольничьем рынке. Люди Брута побывали на многих соляных шахтах, подкупали там надсмотрщиков, но все впустую. Хрупкая, слабосильная Вельвинна исчезла безвозвратно. Тем важнее было как можно быстрее отыскать Ромула.
— Цезарь и впрямь славный полководец, тут я с тобой согласен, — сказал Габиний. По-видимому, он изменил позу — вода шумно плеснулась о каменные стенки.
— Он покорил Галлию и Бельгию, на очереди Британия, — отозвался ланиста. — А Помпей и Красс только говорят, а делать ничего не делают!
— А вот и нет, — быстро парировал Манциний.
Сторонник Помпея тоже перешел в контрнаступление.
— Все эти победы нужны Цезарю только для того, чтобы расплатиться с долгами. Говорят, он должен много миллионов сестерциев.
— Большую часть из них — Крассу, — добавил Манциний. — Кроме того, Цезарь почти не появляется в Риме. А чтобы почитать вождя, народ должен его видеть.
Габиний не собирался отступать.
— Вы видели новый театр Помпея на Марсовом поле? Слышали, как он говорит там на церемониях?
Мемор фыркнул. Строительство огромного комплекса зданий, затеянное Помпеем, чтобы укрепить свое влияние на публику, заняло десять лет и стоило огромных денег. Но, как это часто бывает, непостоянный в своих привязанностях, народ не слишком восторженно принял дар.
— Слишком уж роскошно, — решительно сказал он. — Показуха, да и только. Цезарь, когда был эдилом и отвечал за народные развлечения, оплатил игры, в которых участвовало триста пар гладиаторов в серебряных доспехах. Толпа с ума сходила! Я-то знаю, — уверенно добавил Мемор, — это ж мое дело.
Ответом на его слова послужило молчание, и Мемор понял, что продолжать сейчас не стоит. После его последних слов в помещении воздвигся незримый социальный барьер.
Впрочем, ланиста не подал виду, что заметил это.