Забытый - Москва
Шрифт:
Про Микулу Дмитрий знал, но сейчас порадовался вновь, как доброму знаку, и с благодарностью подумал о князе: "слушает и ничего не пропускает! Ведь я не просил, не требовал, а так, почти нейтрально говорил. А он послал сразу и именно Микулу, и еще и по нашей схеме, вероятно, приказал полки перекраивать, молодец! надо похвалить при встрече. Но и усеки лишний раз, какая за твоей спиной стена!"
– О чем задумался, Мить?
– Хорошо, Юли, хорошо все. И ты у меня главный молодец!
– он не удержался, схватил и поцеловал в губы, ставшие сразу горячими.
– Ой, не надо, Мить, а то опять...
– Ну не буду, не буду. Давай подводить итоги. На каком же месте все-таки стою я среди вельяминовских врагов?
– На первом, Митя, на самом первом. Не знаю точно, как думает Василь Василич, разница с Иваном, наверное, есть, но небольшая. А вот как Иван думает, я знаю точно. Дмитрий, по его мнению, дурак, сопляк, беспомощный и ничего не соображающий. Силу и вес дают ему только советники, с помощью которых он выглядит умным, сильным и энергичным. Этих советников надо убрать, и тогда Дмитрий окажется игрушкой в руках того, кто их уберет. Ты среди тех советников - первый...
– Ну уж! А митрополит?
– В его глазах - ты! Ты меня слушаешь или как?
– Тебя, тебя.
– Так вот: первый - ты! Тебя первого и уберут.
– Меня уже четвертый год убирают, все не управятся никак.
– И не управятся! Пока мы у тебя есть.
– Особенно ты! Давай-ка решим, когда и где в следующий раз.
* * *
Встреча с Дмитрием не обрадовала. Потому что Великий князь был весь в каких-то других заботах. Не вспыхнул как обычно радостью и интересом, а встретил довольно сдержанно. Не восхищался, не сожалел - что сам не смог, и Бобер очень скоро и очень ясно уразумел, что князь ждет вопросов, ждет, что он потребует, чтобы скорее сделать все это и заняться другими, более'важными делами. Отвязаться!
То есть он, Бобер, уже где-то в стороне, а главные княжьи замыслы идут мимо него. Такого он потерпеть не мог и решился сразу внести ясность:
– Не глянешься ты мне, тезка.
– Что, плох?
– Нет, не плох. Просто в себе весь. Заботами, которые у тебя на лбу написаны, не делишься. Раньше так не было.
– Да?
– лицо Дмитрия стало беспомощным, он наивно провел рукой по лбу, будто захотел стереть, что там написано.
– Да ведь раньше заботы у меня другие были.
– Забота у нас с тобой одна - от татар отбиться.
– Отбиться!
– лицо князя начало багроветь.
– Чем?! Х..м, что ль?!
– он ахнул кулаком по столу, вскочил, прошелся до двери и обратно, сел, потер ладонями виски.
– Дядюшка твой... Сволочь! Все как метлой повымел. А из-за чего, из-за кого?
– Из-за шурина.
– Во!! Видишь, как он шурину помогает?! А ты?!
– Что я?
– Ты бы своему шурину так помогал!
Бобер усмехнулся и покрутил головой:
– Ты опять?
– Опять...
– Дмитрий тоже усмехнулся, уже спокойно, - да ладно, это ведь я все от... от бессилия, наверное. Ведь если б шарахнул ты мне Мишку...
– Сам шарахни, сам. Дело-то нехитрое. Собрал людишек побольше и вперед. Пограбить на халяву-то всякий кинется.
– И ты туда же!
– Чего?
– В грабители меня! Алексий всю плеш проел - "нехорошо своих разорять, не по-божески, не по-людски..." И ты туда же?
– Не-ет...
– То-то! Как, чем мне от любой напасти отмахиваться, коли у врага не отнимать!
– Тут я, тезка, за тебя. Полностью! Больше того, я бы его дотла разорил, раздел и разул, чтобы он вообще подняться не смог.
– Ну-так поди, раздень и разуй, я те только в ножки поклонюсь! А там и на татар! А?!
– Хм, не вот... А Олгерд? Если мы Мишку Тверского разденем, он ведь тогда не успокоится, пока нож нам в спину не воткнет. Да и сам Мишка... Феофаныч считает, что его можно утихомирить. А там и на прочный союз склонить. Ведь сильный союзник лучше нищего врага. Верно?
– Кто спорит?.. И Феофаныч, конечно, голова. Только не вижу я, как этого барана к союзу склонить. Но я - ладно. Кажется, и Феофаныч-то с Алексием этого не видят, вот что скверно. Но это уж их забота, не моя, я заковырки придумывать не мастак. А вот пока они придумывают, я уж душеньку отведу! Сперва Святослава, суку эту смоленскую. Тут, кстати, и Алексий мне ничего не скажет, сам его от церкви отлучил! Слыхал?
– Не-ет...
– Бобер конечно же об этом знал, от Любы, но хотел сохранить установившийся тон разговора.
– Так вот знай! Не один я разозлен, а кое-кто и похлеще. Ну а потом и Мишку, Бог даст.
– Смотри, тут без Феофаныча нельзя.
– Ох, понимаю, тезка, понимаю. До чего ж тяжко все расчесть! Сколько всяких крючков не забыть, сколько одновременно в башке держать. Оттого и устаю, как пес, оттого и руки опускаются.
– Ничего. Коль упустишь чего, Алексий с Феофанычем подскажут. А вот руки опускать - это ни в коем случае! И нос не вешай, опыта набираться надо, без него - никуда, никак. А опыт - это набитые шишки, да шкура, до крови ободранная.
– Шишек уже много, а шкуры мы с других попробуем содрать.
– Добро. А я войском займусь. Настоящим.
– Займись. Как оно у вас там?
– Где, в Плескове?
– Да нет, про Плесков мне известно. Где были: в Радонеже, Черноголовле.
– А-а... Да пошло, вроде, потихоньку. Ленивы, правда, начальники твои младшие - спасу нет! Пока после Плескова от Владимира не схлопотали, не шевелились. Пришлось все перешерстить. Мы новых понаставили. Из простых, кто в Плескове себя показал. Эти, думаю, землю будут рыть.
– Дай Бог, - как-то опять без энтузиазма, устало откликнулся Дмитрий.
– Кстати, а как там у тебя в Коломне Микула Вельяминов управляет? Проверял?
– Нет, тезка, руки не дошли. Доскачи уж сам, глянь. А то вдруг как в Радонеже...
– Да ну-у... Парень-то он, вроде, толковый.
– Да? Мне он тоже глянется. Не то, что Иван. Горлопан гребаный.
– А что такое?
– Еще на должность не сел, а уж на всех свысока. На отца даже свысока! А поскольку я его отца слушаюсь, то и на меня уже.